Жаркое лето Мариуполя

Стоящий рядом с пленным опер приподнял ему голову, когда второй опер ловко надел на нее полиэтиленовый пакет и закрутил его на шее. Мужчина задергался, забился на привязи. Сквозь пакет донесся полный отчаяния крик:

– Что вы делаете! Снимите! Аааааахрррр…

Мужчина дергался как марионетка на веревочках, крутил головой, пытаясь снять пакет об плечо. Но все было тщетно. Наконец, когда хрипы из-под мешка стали стихать, Хараберюш дал знак своим операм. Те быстро сняли пакет с головы пленного.

Мужчина судорожно, со всхлипами, вдыхал воздух. Покрасневшая кожа шеи, контрастируя со светлой тканью рубашки, просто резала глаз. Хараберюш подошел к мужчине.

– Если мозг не будет получать достаточное количество кислорода, он начнет отмирать. Ты останешься жить, но превратишься в овощ. Так что легкой смерти тебе не будет… Даже руки марать о тебя не придется. Мы тебя растением сделаем, и повесим тебя как обузу на твоих близких. А через год-два они сами захотят тебя убить… Подумай, каково это будет. Невеселая перспектива, правда? Но есть же и другой выход – скажи мне то, что мне надо, и все закончится.

– Пошел ты, – выдохнул в сторону Хараберюша мужчина. – Фашист, сука!

Снова пакет накрыл голову пленного. Снова жуткие хрипы наполнили помещение бойлерной. Андрей смотрел, как судорожно мужчина пытается втянуть хоть каплю воздуха, так, что стенки пакета почти скрываются в прорези рта. Как капельки влаги от выдоха собираются на стенках пакета. Как дергаются руки, пытаясь сорваться с трубы. Огромных трудов стоило Андрею сохранять каменное выражение лица, наблюдая за происходящим…

Ему показалось, что прошла вечность, прежде чем Хара дал знак снять пакет.

На этот раз мужчина не удержался. Ноги его подкосились, и он повис, удерживаемый связанными над трубой руками. Голова свесилась на грудь, изо рта вниз потянулась тонкая ниточка слюны…

– Ну что? – дождавшись, когда мужчина чуть-чуть отдышится, спросил Хара. – Продолжаем?

Сил на разговоры у мужчины, видимо, не осталось. Поэтому все, на что его хватило, – плюнуть в сторону Хары. Впрочем, плевок тоже не получился. Слюна просто повисла на подбородке и сорвалась вниз.

– Давай, – махнул рукой Хара. Подчиненные снова нацепили пакет на голову подпольщика.

Видно, сил у него уже не осталось, и мужчина практически не дергался. Судорожные попытки втянуть воздух, хрипы, подкосившиеся ноги, царапавшие носками кроссовок по бетонному полу…

Когда пакет в очередной раз сняли, мужчина не подавал признаков жизни. Один из оперов привычным движением проверил пульс.

– Все в порядке. Живой. Видно, сознание потерял.

– Иваныч, у вас тут врач есть? Надо бы в чувство привести убогого, – повернулся к Андрею начальник контрразведки.

Каких трудов стоило Андрею ответить практически спокойно, знал только он сам:

– Есть. Только снимите чела, а то, боюсь, она не очень сможет помочь, если он у вас висеть будет.

– Да не вопрос. Потом опять повесим. Нам не трудно! – хохотнул один из оперов.

Шевченко вышел из бойлерной и в коридоре его накрыло. Так накрыло, что ему пришлось прислониться к стене. Холодный, пугающе холодный пот выступил на лбу и ладонях. Вытирая ладони о брюки, Андрей почувствовал, как дрожат пальцы. И вообще, все тело сотрясает мелкая, противная дрожь. Тут рука его наткнулась на рукоятку пистолета в набедренной кобуре. Прикосновение к оружию, такому надежному и верному, сразу успокоило мысли, и те, до этого беспорядочно путавшиеся, обрели ясность и четкость:

«Все просто. Сейчас зайду и на хрен всех завалю. Сначала двух стоящих. Потом Хару. Он сидит, дернуться не успеет. Потом писаря…»

«Ага, а потом останется только застрелиться! Держись, Андрей, держись. Сволочь ты этакая! Не смей раскисать. Иначе все зря! Все, что ты сделал и сделаешь дальше, все пойдет прахом, если ты сейчас сорвешься!» – прорвался в сознание трезвый расчет.

«Нельзя! Соберись, мудак! Ты же не барышня, а офицер, разведчик!».

Ему пришлось сделать несколько глубоких вдохов, прежде чем он смог двинуться дальше. В сторону медпункта Нацгвардии.

Медсестра, дежурившая там, 40-летняя сержант НГУ, уже повидала многое. Несколько раз ее привлекали к оказанию помощи пленным, с которыми перестарались опера СБУ, пограничники или бойцы «Днепра». Каждый раз она молча оказывала помощь, всем своим видом выражая неодобрение увиденным. Впрочем, работу свою она делала хорошо, а до ее личного отношения никому не было дела.

Вот и сейчас, только увидев в дверях Андрея, она спросила: «Опять»? Андрей кивнул, не говоря ни слова.

Медсестра быстро собралась. Вдвоем они прошли по узкому коридору терминала в сторону «библиотеки».

– Что-то вы бледный, товарищ подполковник, – глядя перед собой констатировала она. – Я думала, офицеры СБУ крепче. Вы же элита, вас, наверное, специально готовят.

Андрей шел молча. Только желваки на скулах выдавали внутреннее напряжение.

– Да, это не каждому дано – людей пытать. Надо очень сильно верить в свою правоту, – внезапно остановилась она и повернулась к Андрею. – Вы верите? – спросила она, глядя в глаза.