Как же я устал! Легкие мои горят от дыма, который я вдохнул во время пожара. Угарный газ. Он цепляется к эритроцитам, как и кислород, но, в отличие от него, не позволяет красным кровяным клеткам двигаться. Клетки становятся бесполезными. Вот почему люди, надышавшись дыма, умирают. В их крови не хватает эритроцитов, способных нести кислород в мозг. Я не теряю сознания, а потому знаю – сколько бы угарного газа я ни вдохнул, он не должен меня убить. Но есть масса прочих вещей, способных меня прикончить. И, прежде всего, это я сам, сидящий за рулем.
Как трудно держать глаза открытыми. Но я должен!
Мы выезжаем на вершину очередного холма и начинаем спускаться вниз по его склону. Но этот склон значительно круче, чем предыдущие. Нужно было посмотреть карту. Как я мог забыть?
– Осторожно, Келтон! – говорит Алисса.
Я давлю на тормоза, и мы начинаем скользить юзом. Уклон градусов в тридцать. Колеса едва цепляются за грунт. Тормоза не помогают, и ничто не позволяет нам замедлить спуск. Остается только как-то пытаться увернуться от деревьев и валунов, встающих на пути.
– Келтон! – кричит Жаки. – Ты теряешь управление!
Как будто я и без нее не знаю! Я резко поворачиваю вправо, и боком мы скребем по дереву. Резкий поворот влево, и машина переваливает через булыжник, такой большой, что он скрежещет по днищу машины. А склон становится еще круче, и с этим я ничего не могу поделать. Увы, гравитация диктует нам свои законы! Я крепко хватаюсь за руль и группируюсь.
Громкий удар! Белая вспышка!
Я ощущаю боль в груди и животе – словно меня как следует саданули ногой. Хватаю ртом воздух и никак не могу поймать. Наверное, угарный газ меня, в конечном итоге, достал.
Нет, это мешки безопасности – давят и мешают вдохнуть.
Машина стоит, не двигаясь.
– У всех все в порядке? – слышу я голос Алиссы.
– Нет!
Это Жаки в своей обычной манере говорит «да!». Гарретт просто стонет и называет меня дерьмовым водителем.
Я толчком открываю дверь и чувствую запах бензина.
– Осторожно, – говорю я. – Похоже, пробит бензобак.
Мы стоим на дороге. Плохой, неухоженной, но дороге.
– Наверное, это шоссе Ист-Форк, – говорю я.
По крайней мере, это уже кое-что. Я обхожу грузовик, если это можно назвать ходьбой: я едва тащусь, все у меня болит, а голова готова расколоться на две половинки, как орех. Как хочется прилечь! Просто полежать, хотя бы минутку. Но я не ложусь. Потому что мне известно, что это такое. Знаю, что это значит.
С грузовиком покончено. Он выглядит так, словно только что вернулся с гонок на выживание. Одно колесо спущено, другое вывернуто под неестественным углом.
– Водохранилище в миле отсюда, – говорю я. – Остаток пути придется пройти пешком.
– Мне кажется, я смогу, – говорит Гарретт, единственный, кто за эти два дня пил воду. Алисса и Жаки смотрят на меня так, словно я зачитал им смертный приговор.
Жаки качает головой:
– Не уверена, что меня хватит на милю, Келтон.
– Не думай об этом, – говорит Алисса. – Иди и иди. И когда решишь, что уже не можешь, просто иди и не останавливайся.
Мы прекращаем разговоры и отправляемся в путь. На запад. И я вдруг вижу себя во главе нашей маленькой компании.
Потому что неожиданно я ощущаю резкий прилив энергии.
Идем. Одна нога. Другая. Я не жива. Я не мертва. Я болтаюсь где-то посредине, зависнув между жизнью и смертью.
Шаг, еще один. Шаг, еще шаг. Сколько это – миля? Сколько в миле шагов? Не имеет значения. Считать я не в состоянии. Высшие отделы моего мозга отключены. Я думаю только о воде, которая ждет нас впереди. Мысль о ней толкает меня вперед. Шаг, еще один. Шаг, еще шаг.
Келтон идет в нескольких футах впереди нас. Странная походка. Раньше он так не ходил. Идет, как и все мы, шаркая подошвами. Несколько минут назад мне казалось, что у него открылось второе дыхание, но теперь он явно тормозит. Мне кажется, мы уже превратились в водяных зомби.
– Сколько еще? – спрашиваю я. Звук, который я исторгаю из своей сухой глотки, ничуть не похож на мой голос.
Никто мне не отвечает. По моим прикидкам, идти нам еще с четверть мили…
Но дым становится все гуще и гуще. И через минуту я вижу впереди языки пламени.
Это тот самый пожар, который начался в лагере братьев? Или другой? Я не знаю, почему это должно иметь значение, но, похоже, имеет. Словно это не просто огонь, а разъяренные души Бенджи, Кайла и их больной матери.
Огонь уже перепрыгнул на другую сторону дороги, и теперь она выглядит, как черный язык огненного зверя, готового в любую минуту проглотить нас.
– Нам здесь не пройти, – говорит Келтон. – Двинемся в лес, направо.
– Но это же значит, что мы будем удаляться от воды, – возражает Жаки.
– И от огня, – поясняет Келтон. – Мы обойдем пожар и выйдем к водохранилищу с севера.
А это будет означать еще лишние полмили, если не меньше.
– Мы же почти дошли, – не сдается Жаки. – Я вижу воду.