Жажда

Но джинн уже выпущен из бутылки. Все одновременно говорят со всеми. Формируются союзы, чертятся разграничительные линии на песке – и все в течение секунд, и все потому, что я объявила, что у меня есть небольшой запас того, что всем крайне необходимо.

– Мы выльем ее в котел, и каждый получит точно отмеренную часть.

– А справедливо ли это? В моей семье пять человек.

– Мы сосчитаем каждого и разделим поровну.

– А как насчет кошек и собак?

– Вы это серьезно?

– Пусть девочка сама решит.

Услышав это, все смолкают.

– Да, – соглашаются другие. – Это ее вода, ей и решать, кому ее отдать.

И уже второй раз за истекшие пять минут все поворачиваются ко мне.

Меня не так-то легко запугать. Я могу совершенно бесстрашно встать перед классом и произнести устный доклад. Могу спорить с любым человеком относительно интересного мне предмета. Но никогда до сих пор в моих руках не находилась судьба людей. Неожиданно я робею. Но я ведь никогда не робею!

– Ой, я думаю… может быть, нам следует…

И тут почти кричит Стью Лисон:

– Вы что, хотите, чтобы это дело решал подросток?

И не успеваю я подумать о том, что говорю, как произношу:

– Что ж, теперь мне придется выбирать между не семнадцатью, а шестнадцатью?

Я не имела это в виду. Или все-таки имела? Не знаю. Но теперь я должна отдать Лисонам одну бутылку, потому что я это сказала. Но если я так поступлю, то кому-то придется обойтись без воды. Честно ли это?

– Алисса, милая, – говорит Вики Моралес, которую я едва знаю, – мы полностью доверяем твоему решению. Ты умная, честная девочка.

– Да вы просто подлизываетесь, Виктория! – восклицает мисс Бауман. – Неужели вы думаете, что она окажет вам предпочтение перед другими только потому, что вы ей льстите?

– Прекратите! – произносит кто-то. – Все мы в одной лодке.

Золотые слова. Все мы – потерпевшие с «Титаника». Осталась одна спасательная шлюпка, и я сижу в ней. Мне это не нравится. И, хотя я понимаю, что так даже и думать нельзя, мне жаль, что я вообще затеяла эту историю с водой.

Соседи выглядят почти так же, как и те парни на берегу. Губы побелели и потрескались. Они раздражены, нервничают, и их раздражение фокусируется на мне, как луч фонарика.

– Ну, и что ты будешь делать? – обращается ко мне явно потерявший терпение человек, которого я даже не знаю. – Не можем же мы сидеть здесь целый день.

Я не отвечаю, потому что, встретившись с ним взглядом, на мгновение вижу в его глазах то же безумие, что светилось в глазах парней на побережье. Я научилась опознавать это безумие, а потому знаю, что может разразиться в любую секунду.

Но мистер Бернсайд смотрит на свою жену, с которой у него за долгие годы совместной жизни установилась почти телепатическая связь, и та подходит ко мне и освобождает от моей ноши.

– Почему бы тебе не пойти домой, Алисса? – говорит она, на этот раз правильно произнося мое имя. – Мы сами все решим. Спасибо тебе за воду и прости нас, что мы поставили тебя в такое положение. Это наша проблема, а не твоя.

Я не спорю. Даже не прошу вернуть рюкзак. Мне все равно. Лишь бы выбраться отсюда.

Только после ухода из дома Бернсайдов мне приходит в голову, что на рюкзаке Келтона трафаретом выведено его имя. Если соседи и не знали до этого, что у Макрекенов есть вода, то теперь точно узнают.

Солнце садится, и мы собираемся за столом. Думаю, это будет самый странный ужин из всех, за которыми я когда-либо сидела. Даже еда какая-то сюрреалистическая: солонина и капуста, а на десерт – не до конца размороженный тыквенный пирог.

– Ни о чем не спрашивай, – шепчет Келтон, склонившись к моему уху. Не больно-то и хотелось.

Несмотря на то, что в доме имеется независимая от внешних сетей система электроснабжения, о которой Келтон так любил хвастаться, свет в гостиной выключен, и на стол миссис Макрекен поставила зажженные свечи.

Во главе стола сидит мистер Макрекен, который сердито смотрит на всех присутствующих, словно он – лорд, взирающий на своих вассалов. Похоже, он происходит из породы тех властолюбивых родителей, которые требуют, чтобы их дети постоянно извинялись перед ними, в том числе и за столом. Хотя сейчас взгляд мистера Макрекена направлен больше на Жаки, с аппетитом приканчивающую уже третий кусок солонины. Сама веселая непочтительность, она оборачивается лицом к хозяину дома и, помахивая вилкой, спрашивает:

– Так что там со свечами?

– Хороший вопрос, – бормочет мистер Макрекен, обращаясь к своему куску солонины, но таким тоном, что становится понятно, что он имеет в виду свою жену. – Мне тоже было бы интересно узнать.

– Мы не хотим больше щеголять своим электричеством перед соседями, у которых его нет, – говорит миссис Макрекен гораздо более спокойно, чем требует ситуация.

– Мы полгода возились, устанавливая автономную электросистему, и я хочу ею пользоваться, – возражает ее муж. – Притом, чтобы отвадить соседей, нам нужно гораздо больше свечей.

– Нам не нужно было бы волноваться из-за соседей, если бы мы проявляли побольше сострадания, – возражает его жена.

– Может быть, нам всех их пригласить на ужин? – спрашивает мистер Макрекен.