Жажда смерти

– В детях это очень четко проявляется, – говорил Джордж Эн. – Они ненавидят полицию. По настоящему ненавидят. Мои дети горят желанием мстить своим обидчикам. Неужели вы можете судить их за это? Наркоманы тащат все, что под руку попадется. Воруют школьные калькуляторы, лабораторное оборудование, грабят ребятишек. У моего сына приятель учится в Уэстчестере – так вот там этой неделе школу пришлось закрыть. Залили здание водой из пожарных шлангов, изуродовали стены, мебель, все, что было можно, залили краской. Знаете, что я вам скажу: парень, что убивает всяких ублюдков, делает нам всем огромную услугу. В нашем доме проживает шестьдесят восемь семей и сорок одна из них держит у себя доберманов и немецких овчарок. А ведь они не так уж сильно любят собак, можете мне поверить. Особенно, когда цена сторожевой собаки достигает почти двух тысяч долларов.

Глаза Эна сверкнули, как у молодого боксера, а рот превратился в узкую щелочку.

– Детям даже в большей степени, чем нам нужен закон и порядок. Просто с нашим законом о порядке мечтать не приходится: полицейским требуется месяц, чтобы добраться до своего места и пол года, чтобы отрапортовать о происшествии комиссару.

Поэтому, я считаю, что появление человека с пистолетом на наших улицах было неизбежным. Подозреваю, что он и сам полицейский, который досыта наелся нашими, черт бы их побрал, либеральными судами и взял правосудие в свои руки. Мне кажется, он просто обязан оказаться полицейским, потому что этот человек прекрасно знает, что преступники понимают только язык грубой силы. Он дает нам в руки средство для их устрашения. Если нейтрализовать нескольких преступников – представляете, сколько мы предотвратим преступлений? Интересно было бы глянуть на статистическую кривую преступности, после того, как этот парень вышел на улицы. Могу прозакладывать небольшое состояние, что разбоев стало намного меньше.

Наблюдая за сидящим напротив Джорджем, Пол изредка похрюкивал, чтобы показать, что слушает его болтовню. Он не знал как реагировать на его слова. Защищать себя или осуждать? – этого он пока не придумал.

Пока что он внимательно вслушивался в модуляцию голосов: хотел узнать на чью же все-таки сторону склоняются симпатии народа. Ему было необходимо установить чего люди не договаривают – что они говорят вслух его совершенно не интересовало. Он побаивался, что его могут заподозрить, поэтому был настроен как чувствительная антенна: стоило кому-нибудь обронить двусмысленность, как он моментально ее улавливал.

Это было тяжелее всего, ведь он никому ничего не мог рассказать, ни с кем не мог рассказать, ни с кем не мог поделиться своими сомнениями, ни в чем не мог признаться.

Ни с кем не мог поделиться...

Самое главное было не повторяться. Полиция вырабатывала базис “модус операнди” по которому и работала. Вычислив раз его замашки и привычки, она начинала ставить на возможность ловушки. Следовательно, следовало избегать общих мест, каждый акт должен был совершенно отличаться от другого: нельзя использовать регулярные временные интервалы, один и тот же час для совершения акций, один и тот же ареал.

Оглядываясь назад, Пол понял, что создал в своих действиях географическую модель, которой упорно придерживался. Начал действовать в верхнем Вест-Сайде в Ривер-сайдском Парке. Второе убийство произошло в Центральном Парке около Пятой Авеню. Оба места находились в пределах недолгой прогулки от его квартиры. Затем он переместился в грузовой район на границе Челси и Вест-Виллидж. А после этого – Ист-Виллидж. Начал образовываться круг; может быть ему поставят ловушку в верхнем Ист-Сайде? Не принимая во внимание Таймс-Сквер, Ист-Сайд остался единственным ареалом не охваченным “линчевателем”.

Значит туда идти нельзя. Поехали обратно. В Вест-Виллидж.

Хадсон, Гринич, Хорацио, Западная Двенадцатая, и по Бенк-Стрит. Пол тащил бумажную сумку в которой лежала картонка молока и буханка хлеба: человек с сумкой менее подозрительно выглядит.

Только что проникало два часа ночи: Пол спустился в сабвей, находящийся на пересечении Седьмой и Двенадцатой улицы. Бросил жетон в прорезь, прошел сквозь турникет и по ступеням сошел на платформу.

Вонь стояла одуряющая. В это время суток станция оказалась совершенно пустынной, Пол почувствовал, как болят ноги, и устало прислонился к колонне с часами. Он ждал поезда.

Он выглядел отличной добычей и надеялся, что будет замечен, но, к сожалению, никто не спустился на перрон. В туннеле взревел поезд, Пол вошел в вагон и сел возле двери. На противоположном сидении спал древний алкаш, а в самом конце вагона сидели два дородных негритоса с ведерками, в которых везли свои нехитрые завтраки.