Жажда жить

Отпевание прошло быстро, да и панихида не затянулась. В отсутствие пастора, доктора Эдварда Джона Баудойна, который был в Бар-Харборе и которому, по настоянию Брока, даже не сообщили о кончине Сидни, дабы не нарушать столь необходимый ему и столь им заслуженный отдых, службу провел Луциус Кингсолвинг Штигмиллер, старший викарий и второй священник прихода. Будучи сам «приемным сыном» Форт-Пенна, отец Штигмиллер деликатно затронул тему усыновления и сказал, как сильно всем будет не хватать Сидни и сколь много он сделал для благополучия общины, не в последнюю очередь в качестве церковного старосты данного прихода. Отец Штигмиллер напомнил всем присутствующим, что, какую бы веру они ни исповедовали и к какому бы классу общества ни принадлежали, никому не известно, когда наступит их последний день и час, случись это даже в расцвете лет, и призвал подвести итог своему служению. Речь была составлена наилучшим образом и хорошо слышна даже на задних рядах. Сдержанно кивнув в сторону мест, где сидели ближайшие родственники покойного, отец Штигмиллер сошел с алтаря, и его место занял органист Дуайт Девитт, сыгравший церковный гимн с вариациями собственного сочинения. Мистер Девитт заблаговременно дал знать Броку, что хотел, чтобы это был любимый гимн Сидни. Единственное, что пришло в голову Грейс, был «Утес столетий», который Девитт и исполнил, а тем временем родственники и близкие друзья прошли через боковую дверь к ожидавшим их экипажам. Похороны, объявленные делом семейным, оказались таковым лишь в том смысле, что никого из посторонних не пригласили. Грейс, Брок и дети ехали в экипаже, следовавшем непосредственно за катафалком, и тут произошел единственный за все время траурной церемонии нештатный инцидент. Грейс и Брок сидели рядом, дети напротив них, спиной к дороге.

— Мама, меня тошнит, — сказал Билли.

— Это потому, что ты сидишь спиной, — привстала Грейс. — Иди сюда, сядь между мной и дядей Броком.

Мальчик встал, но экипаж немного затрясло, и, потеряв равновесие, Билли упал на руки к Броку. Тот подхватил его, развернул, усадил рядом с собой, и как раз в этот момент мальчика вырвало себе на ботинки и носки. Досталось туфлям и манжетам брюк Брока.

— Бедный малыш, — запричитала Грейс. — Это все нервы. — Она достала носовой платок и вытерла рот сыну.

— Нервы? При чем тут нервы? — удивился Альфред.

— Дети, когда приедем на кладбище, вам лучше остаться здесь, с Билли, — сказала Грейс.

— Я не хочу оставаться в экипаже, мама, — запротестовала Анна. — Хочу попрощаться с папой.

— Я тоже, — подхватил Альфред.

— И я, — вступил Билли.

— Но ведь это лишь формальность, — уговаривала Грейс, — и к тому же разве ты хочешь, дорогой, чтобы тебя снова стошнило, на глазах у всех?

— Больше меня не стошнит.

— Ладно, доедем, там видно будет, — уступила Грейс.

— Может, ему и впрямь стоит глотнуть свежего воздуха, лучше себя почувствует, — сказал Брок. — Право, тут вообще нечем дышать… знаешь, Грейс, когда я умру, ты уж проследи, чтобы меня на автомобиле перевозили.

— Так ведь окна открыты, — сказала Грейс. — Тебе лучше, Билли? — Мальчик откинулся назад и привалился к матери.

— Вроде да, — пробормотал Брок.

— Не волнуйся, Билли, я останусь с тобой, — пообещала Анна.

— Не надо. Я хочу попрощаться с папой.

— Но ведь это только формальность, — повторила Анна слова Грейс. — Разве ты не слышал, что мама сказала?

— Да заткнись ты, — прошипел Билли.

— Билли, — укоризненно покачала головой Грейс, — нельзя так разговаривать с сестрой, она ведь тебе добра желает.

— Пусть Анна идет, я с ним останусь, — вызвался Альфред.

— И ты тоже заткнись, — не унимался Билли.

— Ладно, может, никому и не придется сидеть тут с ним, может, ему станет лучше. Скоро будем на месте, — сказала Грейс.

— Никому, — повторил Брок. — Только не думай, что я имею в виду что-то особенное, Грейс. Не люблю твердить: мол, говорил же я тебе, и все же, — он перешел на французский, — я ведь и вправду говорил, не надо брать детей на кладбище.

— Я поняла, что ты сказал, дядя Брок, — выпалила Анна.

— И я, — сказал Альфред.

— Ладно-ладно, хорошо, поняли, — засмеялся Брок. — Очко в вашу пользу.

— Это уж точно, — согласилась Грейс. — Они говорят по-французски лучше, чем ты когда-нибудь говорил или будешь говорить.

— Не сомневаюсь. — Он погладил Билли по колену. — Ну, как ты, старина?

Мальчик ничего не ответил и еще теснее прижался к матери. Брок пожал плечами и выглянул в окно:

— Что за день! Просто фантастика. Бедняга Сидни, он…

— Брок!

— Что? Что я такого сказал?

— Ты что, вообще бесчувственный? Не понимаешь, что ли, эти трое детей едут на…

— Попридержи коней, Грейс. Я не хуже твоего понимаю, что к чему, и более того, мне кажется, что не стоило бы тебе так разговаривать со мной при детях.

— Заткнись, ясно тебе? — выкрикнул Билли.

— Ничего себе! Ты слышишь, что он сказал?

— Слышу. Он точно выразил мои чувства, — огрызнулась Грейс.

— Знаешь, что я тебе скажу…

— Заткнись! — снова не дал договорить ему Билли. — Заткнись, или сейчас врежу.

— Билли, нельзя так говорить дяде Броку. — Грейс ласково погладила мальчика по голове.