Жажда жизни бесконечной

Люди, которые встречались мне за долгую мою жизнь, также демонстрировали крайнее состояние своих характеров. Добрые, тактичные, интеллигентные, умеющие и выслушать, и понять, замечательные в своем существе, они оставались таковыми во всех проявлениях и со всеми. Другая же часть являла полную противоположность. Злобные, завистливые, алчные, циничные, двуличные и даже не скрывающие этой своей омерзительности, гордились набором мерзостей, бравировали этим. Я слышал, что у Дельфийских оракулов был закон, гласящий: «Худших большинство». Написан он был за две тысячи лет до христианства, но точен до сих пор. Хотя удивительного в этом нет. Люди ни на йоту не изменились. Изменился лишь пейзаж вокруг, однако внутри человека все тот же набор качеств, что распределил Создатель. В одних – Добро. В других – Зло. Вот и делят они Божий Свет. Но победу, к великой скорби, одерживает Зло, несмотря на то, что все держится и живет до сего дня исключительно благодаря Добру.

Так вот. Крестили меня втихаря. Бабка моя и мамка, а крестными, что обязательно, были с женской стороны родная мамина сестра Валя, учительница сельской школы, а с мужской, крестным отцом, бабка позвала своего среднего сына Сашку, брата моего отца. Я со дня крестин его ни разу не видел, а говорить о том, что, когда он окунал меня в купель, в силу возраста – а был мне годик или чуть меньше – я его запомнить не мог, не буду. Но тем не менее крестный отец у меня был.

Он тогда оканчивал летное училище. «Летку», как тогда его именовали. И карьера складывалась как нельзя удачно. Поступил на военную службу в летную эскадрилью, был отмеченным и талантливым летчиком, умел быстро принять верное решение, проявлял смелость в воздушном учебном бою. Одним словом, начальство его ценило, старалось повысить. Он стал командиром звена и имел лидерские задатки. Симпатичный, молоденький, жизнерадостный, улыбчивый, обаятельный, конечно же, окруженный девушками, к которым он имел естественную для своих лет слабость.

Авиация всюду и везде, где она существует, считается элитой вооруженных сил. Свобода как естественная необходимость, как неотъемлемая составляющая полета, неба, крыльев. Икары наших дней. Они не очень дружили с дисциплиной, но в основном многое, если не все, летной молодежи прощалось. Мало-помалу быт Саши наладился, жалование было очень хорошее. Он смог купить себе даже машину «москвич», но вместе с этим начал закладывать за воротник, кутить, благо игривый женский пол, благосклонный к обеспеченной ресторанной жизни, поддерживал его безумные оргии, ночные загулы, пьяные гонки на личном авто.

Невесть откуда появились «лучшие друзья», самые верные и преданные товарищи. Он нередко являлся на аэродром подшофе, с перепоя, навеселе. Со звеньевых его сняли. Разговоры по душам, увещевания, приказы действия практически не имели, и он все глубже оседал на вольготное дно свободной жизни, а руководство эскадрильи обдумывало, что и как делать. Но случай облегчил начальству поиск решения трудной проблемы.

После очередной попойки, загрузившись в «москвич», летели по дороге, которая, как всегда в России, была продолжением дурака, – и вот то и другое слилось воедино. Какой-то дурак стал тянуть руль на себя, и они все вместе вылетели в огромный овраг, слегка покалечившись все до единого. Саша сломал себе об руль нос и кисть правой руки.

Днем он объявился в летной части уже в гипсе и с опухшим, как вымя без дойки, рылом. Было общее построение, и командир отряда, не скрывая чувств и не выбирая слов, разносил Александра Алексеевича и в хвост и в гриву, грозя всеми карами, наказаниями, губой, лишением звания… В этом монологе он подошел к Александру и заорал в лицо: «Ты понимаешь, мудак, что творишь?! Ты себе, сосунок…» И не успел закончить. Саша что было силы въехал загипсованной рукой прямо в усики майора. Фуражка отлетела, и тело потерявшего сознание командира рухнуло на бетон взлетного поля. Кровь залила лицо, а личный состав кинулся кто к командиру, кто к Сашке, чтобы повязать и усмирить.

Был трибунал, суд. Но все-таки армейское братство, нежелание выносить сор из избы и человеческое понимание и избитого командира, и начальника части, а главное, замполита, не довели дело до уголовки. Постепенно замяли и забыли. Правда, из рядов армии крестный был уволен, точнее, комиссован по здоровью, в связи с невозможностью летать. И вот тут-то, осознав произошедшее, Александр Алексеевич запил всерьез. Несколько недель, может быть, месяц или больше, он никуда не выходил из съемной комнаты, а только и делал, что бухал. Остановился только потому, что закончились деньги. И в туалет по-большому он начал ходить одной кровью. В России все на крови. Испокон веку – храм на крови, вера на крови, а у Сашки случилось завязать на крови. Так себе сравнение…