Жажду — дайте воды

И полковник удалился покачивающейся походкой бывалого кавалериста. А может, это он от старости так переваливается?..

Сабля длинная. Кожа на ножнах местами потерлась, рукоять отполирована ладонью и словно бы еще хранит тепло руки хозяина со времен брусиловских боев. Я с испугом подумал: не потерять бы мне этой сабли! Нет, нет, она всегда будет со мной. И не кладите ее со мной в могилу, люди, если суждено мне быть зарытым в могиле!

Не откладывая в долгий ящик, я написал письмо домой и пересказал всю эту историю. Если суждено сгинуть и мне и этой сабле, пусть хоть память о ней останется.

Сегодня восемнадцатое мая. Уже четыре месяца и двадцать один день, как мне исполнилось двадцать. В записях моих реликвия.

МОЙ САХНОВ

Прошла зима, пришла весна,Тают снега, журчат ручьи…

Добрая старая песенка. Когда прошла зима и когда пришла весна?

Весна принесла нам новые заботы.

Под растаявшим снегом у нас в траншеях оказалось девятнадцать трупов.

Я приказал собрать трупы и закопать.

Прорыли из траншей канавы к реке, спустили вонючую, гнилую воду — свет увидели.

* * *

Дает о себе знать нехватка еды. Зимой по замерзшей реке нам регулярно доставляли продукты. А теперь ледяной наст растаял, река угрожающе вспучилась. Немцы, которые держат ее под обстрелом по всей шири, даже по ночам не спускают с нее глаз. Многие наши лодки и плоты с провиантом не доходят до нас, гибнут под огнем вражеской артиллерии.

Сахнов больше не варит пиво. Нашим никак не удается навести переправу через реку. Ночью строим, а днем противник все разрушает.

* * *

Сахнов протянул мне что-то горячее из своего котелка. Попробовал. С трудом заглотнул и ору Сахнову:

— Что за мерзостью ты меня кормишь!

— Древесная кора. Я ее в Сибири привык есть. Что, не вкусно?

— Как же, свиные отбивные!

Сахнов вздохнул:

— Что делать, сынок, придется потерпеть. Как-никак, а жить надо.

Вновь нарождающаяся зелень благоухает. Раненые деревья усыпаны почками, воронки от снарядов тоже зазеленели травой. Надо жить.

* * *

Сахнов часто пропадает часа на два. Возвращается промокший, зуб на зуб не попадает. Я наконец взорвался:

— Где тебя черти носят?

— С чертовой бабушкой шашни закрутил!.. Три дня уже, как с ординарцами комполка воду в речке пьем. Помните, зимой затонули грузовики и фургоны с провиантом? Вот и ныряем, ищем, где там консервы запропали.

Я категорически запретил ему лезть в реку.

— Старик ведь уже, заболеешь…

Он не без грусти глянул на меня.

* * *

Вечер. Сахнов разбудил:

— Вставайте-ка, сынок, я водочки раздобыл, погрейтесь.

Он выложил банку американской тушенки и бутылку «Московской». Я страшно удивился. Неужели мост наконец наведен?..

— Не зря потрудились, — довольно хмыкнул Сахнов. — Выудили-таки добро из речки. Будет ребятам провиант на несколько дней.

Не могу не восхищаться Сахновым. Поразительный человек! Никогда не думает о себе, все только о людях. Надо представить его к награде. Он этого вполне достоин.

Сахнов вскрыл штыком банку консервов и, улыбаясь, сказал:

— Давайте выпьем, благо, причина есть.

— Причина и верно есть, — согласился я. — Какое сегодня число?

— Кто тут считает дни? Кажется, седьмое июня. А может, и семнадцатое. Бог его знает.

— Точно — седьмое июня. И только вчера Англия и Америка наконец-то высадились во Франции.

— Понятно, — кивнул Сахнов. — Открыли все же союзнички второй фронт…

— Выходит, да. Наше радио сообщило…

Не знаю, до конца ли уверовал Сахнов в эту весть, во всяком случае ночь он спал спокойно и долго.

А мне очень радостно и, видно, потому не спится. Я пошел к своим солдатам, рассказывать им об открытии второго фронта. Они тоже как-то с трудом верят в это. Слишком долго ждали…

* * *

С Чудского озера дует теплый ветер. Лето. Зацвели акации. Ветер вспенил воды Нарвы, и они веселыми волнами бьются о берег. Мощная река, и непонятно, в какую сторону она течет. Так полноводна, и так глубоко ее русло…

Мы уже привыкли к позиционной войне. Но обе стороны убеждены в своем: мы твердо верим, что победим, а они уже видят перед собой гибель. Бог войны отвернулся от них. Ну, а мы его вовсе и не признавали. Наш бог — это гаубицы Гопина. Артиллерия. Странное дело: артиллерия — и вдруг бог. А пехоту у нас называют царицей полей. Но это, видно, придумали сами пехотинцы — для успокоения. Какая уж там царица, больше всех родов войск истекает кровью в этой войне. А может, потому и царица, что, гордо преодолевая боль утрат, она вновь и вновь впереди?..

Сегодня шестнадцатое июня. Уже пять месяцев и девятнадцать дней, как мне исполнилось двадцать лет. Записи мои в неволе.

Я СМЕЮСЬ ТЕБЕ В ЛИЦО

Томительные дни. Зарывшись в землю, противник обстреливает нас, мы — его. Невероятно нудная штука эта позиционная война. Меня так и подбивает схватить автомат, вместе с Сахновым рвануть в окопы гитлеровцев и заорать: «Убирайтесь, сукины сыны! Вы уже поперек горла стоите!»

* * *