Жаждущие престола

– Спасибо, Казимирский.

Удачливый посланец медленно выпил красное благоухающее вино. Напиток был великолепный. Однако через минуту Казимирский побледнел, пошатнулся и, цепляясь рукой за стену, сполз на пол.

– Петька, быстро своих парней сюда. Обухом по голове, в мешок и в отхожее место, в самое глубокое. Ну? Через задние сени!

Зыркая разбойничьими глазами, вошли двое верзил, нахмуренные, в затасканных армяках. Подхватили обмякшего Казимирского и уволокли.

Тут же заглянул Александр Рукин. Он уже несколько дней как перебрался из Тушина.

– Теперь тебе задание, Алексашка. Ступай к воеводе Скотницкому. Скажи, царь приглашает вечером на ужин для разговора с глазу на глаз. Надо это дело закончить, – твердо сказал «царь».

Обговорили все подробности предстоящего «ужина». «Димитрий Иванович» уточнил:

– Ребята те же будут? Надежные?

– Очень надежные, государь. Но другие. Так-то получше.

– Добро. Ты, наверное, прав.

Воевода Скотницкий прибыл на ужин к царю в самом лучшем своем кунтуше. Он был польщен приглашением царя: «Ценит государь способных людей. Ему нужны опытные, умные воеводы. Тем более, сейчас, пока везде смута. А вот скинут Шуйского, государь займет свое место на троне, в Кремле. И, может быть, вспомнит сообразительного и обходительного поляка Скотницкого, подсобившего ему в трудное время. Очень может быть. Бывало такое. И приглашали таких способных людей из небольшого города в государственный совет, рядом с князьями и боярами. А это уже и положение в государстве другое, и доходы, само собой… В конце концов можно будет, если очень понадобится, и греческую веру принять, схизму эту московитскую, черт бы ее побрал…»

Воевода подкручивал нафабренные усы, пока у него почтительно принимали шубу, шапку и чуть ни под руки провожали в царскую трапезную горницу. Там стол ломился от всевозможных закусок, от корчаг и бутылей с хмельными напитками.

– О, очень приятно, Ваше Величество, – расплылся от удовольствия Скотницкий. – Весьма польщен вашим гостеприимством.

– Я решил посидеть с вами наедине, пан воевода. Скромно попировать и в то же время поговорить о важных делах. Всегда полезно узнать мнение умного, многое повидавшего человека.

– Ваше Величество, даже самый маленький и скромный совет, исходящий от меня… если он вам чем-то поможет, это будет для меня праздником.

– Ну, пан Скотницкий, поднимем чары за…

– Ваше Величество, только за ваше здоровье, за вашу доблесть и удачу!

– Благодарю вас, пан Скотницкий.

Пир начался с взаимных приветствий, радушных угощений, всевозможных любезностей. Когда воевода, любивший смачно покушать, увлекся после нескольких чарок жаренной в сметане рыбой и наклонился над блюдом, плечистый слуга высоко поднял обливной ковш и ударил Скотницкого по лысеющему темени. Пан воевода беззвучно повалился со стула.

– Давай, давай, живее, – сказал Рукин парням, явившимся с большим мешком.

Мешок был похож на тот, в который днем затолкали Казимирского. Но парни оказались другие, хотя с одинаково жестокими разбойничьими глазами. Воеводу засунули в мешок, молча и сноровисто вытащили из горницы.

Самозванец сел к столу, наполнил бокал из хрусталя водкой и медленно выпил. Отдувшись, повертел головой и взял со стола кусок копченого мяса.

Возник Петька Кошелев, перекувырнулся перед «царем» и влез на стул, где сидел в начале ужина воевода. Он налил себе водки, ловко вылил в гортань и сипловато запел:

Тук да тук,Деревянный стук,Зять рубил на половинуВсе для тещи домовину.Затопили печку, засветили свечку,Домовина-то ладна,Видать даже из окна.

Вернулся Рукин. Подошел к столу, налил чарку, выпил с мороза.

– Чего долго-то? – спросил «царь».

– Да здоровый очень, в прорубь не пролезал. Пока пешней поддолбили. Потом уж все хорошо стало.

– Хорошо говоришь, Рукин, сукин сын? – пьяно переспросил «Димитрий Иванович». – Ха-ха! Ну и ладно… И концы в воду…

Такой же участи подвергся и «окольничий» самозванца Иван Иванович Годунов.

А в Тушине металась по своему скромному дому Марина Мнишек. Все письма от «Димитрия» к его нужным людям оказались в руках Ружинского. Хорошо хоть она успела спрятать адресованное лично ей у себя на груди. Распоясавшийся самовластный гетман все-таки не решился запустить свою лапу ей под рубашку.

Но она находилась в состоянии постоянной тревоги, даже страха. Что если Ружинский прикажет ее арестовать? Тогда уж все пропало! Что сделает злобствующий гетман против нее? Неизвестно, все что угодно. Ей же нужно немедля мчаться в Калугу. Там ее муж, царь «Димитрий Иванович», с которым она (пусть не с ним именно, а с его первоначальным подобием) венчалась в Успенском соборе московского Кремля, когда еще и не пахло никаким выгнанным из Польши Ружинским. Что же предпринять? На что решиться ей, женщине?