Жаждущие престола

– Идуть, идуть! Пешие идуть – и переяславцы, и ляхи. «А где же конница? – с тревожным удивлением подумал Сентов. – Куда она могла подеваться?» Он приказал зарядить единственную с трудом притащенную сюда пушку. И когда вражеские ряды приблизились, пушка рявкнула картечью, тотчас затрещали ружейные выстрелы. Но заряжались пищали и пушка медленно, и бойцы, схватив топоры, сабли, копья, устремились в рукопашную схватку.

Завалы из бревен, издавна служившие «засеками» от татарских набегов, в этот раз помешали пешему бою. Они наоборот – прикрыли нападавших и стали помехой для поджидавших ростовцев. И тут внезапно раздался свист, вой, гиканье и топот сотен копыт.

Хитроумный полковник Лисовский послал конницу в обход, чтобы, свернув в лес, обойти препятствие.

– Братцы, братцы! Сзади-то конные!

И, оглянувшись, ростовцы увидели, как на них с тыла летит, занеся над головой сабли, лавина казаков и гусар.

Князь Сентов развернул свою дружину и бросил ее навстречу конникам, и она сумела прорваться к городу, потеряв едва не половину состава. На окраине Ростова воевода, раненный в шею пулей, обливаясь кровью, собрал уцелевших и прохрипел отчаянно:

– Бьемся до последнего… С нами Бог!

Ростовцы продержались еще три часа, сражаясь с далеко превосходящими их силами поляков, казаков и исконных врагов – переславльских изменников. Они погибли все до единого. Тело бесстрашного воеводы князя Третьяка Сентова было изрублено и прострелено во многих местах. Он вдохновлял своих ратников и погиб, сопротивляясь до последнего вздоха.

Женщины и дети Ростова бежали в последнее прибежище – в толстостенные каменные храмы. Но тяжелые двери трещали и падали под напором победителей. Раздавались вопли, визг и рыдания женщин и детей, умиравших под саблями и топорами разъяренных воителей. Причем поляки в этом случае меньше отличались свирепостью по сравнению с казаками и переяславцами.

В главном храме митрополит Филарет, одетый в праздничные ризы и митру, протянул ворвавшимся убийцам хлеб с солью, как бы в знак примирения. Он умолял пощадить женщин и детей. Однако переяславцы (именно они) сорвали с владыки ризу и митру, натянули драный татарский халат и драную же клочковатую шапку. Они уже хотели убить владыку, но его спас «тушинский» хорунжий Будзило.

– Этот поп дальний родственник нашего царя, – почему-то заявил он и оттолкнул разочарованных убийц. Поляки, посмеиваясь, стояли в стороне от алтаря и высматривали среди толпы женщин тех, кто покрасивее.

Однако пришло приказание ясновельможного пана Яна Сапеги: за сопротивление войскам «царя Димитрия» утопить всех оставшихся в живых жителей в озере Неро. И долго еще тянулась к озеру вереница связанных по двое мужчин и рыдающих женщин с младенцами на руках. Если кто-нибудь из мальчишек вырывался из обреченной толпы и пытался убежать, поляки, споря на пари, стреляли в них из мушкетов.

IX

В Тушинский табор съезжалось все больше иноземных вояк-грабителей, узнавших, что Русия ослабла, что в ней двоецарствие и смута, народ разобщен и обманут. Будто бы шли воевать за «истинного» царя с царицей, на самом деле терзать и обчищать до последнего зернышка, до последнего гроша население. Те русские, которые тоже набежали воевать за «Димитрия Ивановича», вынуждены были угождать польским захватчикам и разбойничьим казакам. Некоторые и верно думали: сражаются за честное и святое дело, за «правильного» царя.

Военная верхушка тушинцев на людях, для вида, выказывала почтение самозванцу, хотя между собой говорила о нем с пренебрежением. А наедине с «его величеством» могли и нагрубить самым хамским тоном.

Среди панов были частые разногласия, вражда между отдельными группами. Несколько польских отрядов решило на своем сборище провозгласить гетманом Меховецкого, как самого раннего полководца в войске «царя Димитрия».

Гетман Ружинский, узнав об этом, пришел в бешенство. Кликнув своих преданных шляхтичей, он бросился искать по Тушину Меховецкого.

– Пан, пан! – испуганно вскрикнул слуга Меховецкого, услышав об этом. – Гетман хочет вас убить!

Не зная, что предпринять для спасения своей жизни, Меховецкий бросился к «царю».

– Ваше Величество! – Меховецкий вбежал во «дворец», растолкав стражу. – Ваше Величество, Ружинский угрожает мне!

– Успокойся, друг мой, я не дам в обиду старых соратников. Ты здесь в безопасности, – заверил «царь» Меховецкого с самодовольным и уверенным видом.

Но в то же мгновение к нему ворвался Ружинский с оравой прихлебателей.

– Я тебя предупреждал, мерзавец! – скрежеща зубами, сказал он Меховецкому и кивнул одному из своих шляхтичей. – Кончай с ним…

Меховецкий не успел схватиться за рукоять сабли, как ражий гусар полоснул его наискось отточенным лезвием.

– Что ты сделал, гетман?! – закричал «царь» на Ружинского. – Кто тебе позволил? Да я сейчас вызову казаков…

– Заткнись, свинья! – оборвал «Димитрия» гетман. – Не то я сам отрублю тебе голову, пся крэвь!