Желание быть русским

Он был талантливым, живым, противоречивым человеком, зацикленным, как и все поэты, на себе. Впрочем, мне встречались в жизни и неэгоистичные поэты, но писали они отвратительно, а Евтушенко писал хорошо. Лучшие его стихи останутся надолго.

Собеседник титанов

Дмитрий Анатольевич Жуков – значительная и загадочная фигура отечественной культуры. Он – доброволец Великой Отечественной войны и беспартийный офицер Генерального штаба. Он – разработчик логических схем для программ компьютерного перевода и литературовед, жестко споривший со структуралистами. Он – образованнейший человек, полиглот, чуткий к явлениям мировой культуры и соавтор антисионистского фильма «Тайное и явное», положенного на полку в 1970-е годы. Он – блестящий прозаик, работавший в самых разных жанрах – от художественной биографии до научной фантастики. Он – переводчик, давший соотечественникам русскоязычные версии сотен произведений сербских, американских и английских писателей. Он – потомок старинного дворянского рода, историк русской революции, а точнее, контрреволюции, собеседник легендарного монархиста Шульгина. Он – хранитель русского культурного наследия, один из основателей легендарного Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры, созданного в шестидесятые годы. Он – яркий публицист, просветитель, лидер «Русского клуба», задуманного как прообраз национальной партии, сподвижник Вадима Кожинова и Петра Палиевского. Он… неисчерпаем.

Когда в середине 1970-х, будучи выпускником литературного факультета и молодым поэтом, я прочитал выпущенную в ЖЗЛ его книгу об Алексее Константиновиче Толстом, то был потрясен и озадачен. Биография автора «Князя Серебряного» была написана так, точно в СССР не царила марксистско-ленинская идеология, а монархия официально признавалась, пусть и не лучшей, но вполне достойной формой правления. В книге Жукова не было и следа от официальной революционно-демократической доминанты в истории русской литературы XIX века. Да и сам язык писателя отличался от привычных текстов, автор словно перенес в эпоху развитого социализма чистый слог русской классики, великодушно допустив в него избранные «советизмы», доказавшие свою полезность родной речи. Я не говорю уже об увлекательности и дивном умении оживлять на страницах давно умерших людей, представляя их читателю не в патине хрестоматий, а живыми, дышащими, греховными, страдающими, ошибающимися, кающимися… А потом в журнале «Молодая гвардия» я прочел повесть о Козьме Пруткове и его веселых создателях. Она открыла мне мир русских иронистов-интеллектуалов, они нисколько не уступали, а в социальном сарказме даже превзошли своих знаменитых британских собратьев. Вообще, смеховая культура всегда интересовала Дмитрия Анатольевича как литературоведа и переводчика, он сделал достоянием русских зрителей пьесы блестящего сербского комедиографа Бронислава Нушича, и написал его остроумную биографию для ЖЗЛ.

Именно из сочинений Жукова миллионам советских читателей (а книги Жукова тиражами меньше 100 тысяч экземпляров не выходили) пришло знание о таких русских титанах, как Верещагин, Грибоедов, Скобелев, Поддубный… Из его книг и публикаций черпали ищущие правды современники подлинную историю своей страны, вытеснявшую из сознания выхолощенные схемы «примат-доцентов». И, конечно же, вершиной советского периода творчества Жукова стал знаменитый «Огнепальный» – книга об Аввакуме. Из нее многие впервые узнали о мятежном протопопе, о реальной жизни допетровской Руси, ощутили богатейший густой язык русской старины, свычаи и обычаи того времени. Как Ермак Сибирь, Жуков отвоевал у советской историографии настоящее прошлое и открыл его советскому читателю. Житие мятежного протопопа, повесть «Огнепальный» стала своего рода символом сопротивления дерусификации отечественной истории и культуры.

Сказать, что в условиях советской цензуры выпускать в свет такие книги было не просто – не сказать ничего. У писателя были серьезные враги, тот же заведующий отделом пропаганды ЦК КПСС А. Яковлев – автор установочной статьи «Об анти-историзме», после которой в «Молодой гвардии» рассыпали набор «Огнепального», подготовленного для ЖЗЛ. К слову, Яковлев позже стал ближайшим сообщником Ельцина. Но в недрах советской власти было немало и тех, кто поддерживал Жукова, ведь книги-то и публикации пусть с трудом, но появлялись: «Владимир Иванович», «Корни», «На семи холмах», «Биография биографий», раздраконенная в «ЛГ». Сергей Чупринин корил автора за упоминание «влиятельных сил», провоцирующих наступление массовой культуры, за употребление в отношении советской литературы буржуазной терминологии, за отступление от марксистско-ленинских принципов, хотя Жуков к ним и не приступал никогда… По-моему, одна из бед современной России в том, что при обновлении державы в 1991 году к власти в политике пришли «яковлевы», в «искусстве» – «чупринины», а не единомышленники Дмитрия Жукова. Плоды этого глобального недоразумения скрипят на зубах и поныне.