Желанный

Ладно, возможно чисто технически она не была моей мачехой, но уж точно надеялась ей быть. Я же в свою очередь надеялась, что этого никогда не произойдёт. Мне легче воспринимать Дану, как ещё одно увлечение своего отца, чем, как что-то серьёзное и легко заменяющее мою маму.

– Да брось, – прошептал он, потянув край моего одеяла, под которое я зарылась с головой. – Ты должна дать ей шанс.

Я безуспешно пыталась удержать одеяло, но в конце концов оно всё равно покинуло меня. По моим ногам пошли мурашки от слишком холодного для конца лета утреннего воздуха.

Я слегка приподнялась, возмущённо глядя на отца.

– Я не знала, что один из условий моего проживания здесь – это удовлетворение потребностей твоей любовницы, – сказала я, опираясь на локти. – Если тебе или ей что-то не нравится, может я поеду обратно?

Отец вздохнул, будто я была маленьким непослушным ребёнком. Будто он вообще знал, как ведут себя маленькие непослушные дети.

– Не неси бред, вставай и иди есть, – скомандовал он.

Но я не двигалась с места, оставаясь лежать там, где лежала. А терпение папы на глазах уменьшалось.

– Есть мне придётся насильно засовывать в тебя еду, можешь не сомневаться, я сделаю это, – бросил он, развернулся и ушёл.

Не знаю, мог ли он на самом деле это сделать. Но узнавать не планировала, поэтому я подняла свою попу, переоделась и направилась в светлую столовую, откуда проём в стене, вел в просторную кухню, где отец и Дана о чём-то говорили.

Могу поспорить она уговаривала отца увести меня обратно.

Папа посмотрел на меня и улыбнувшись направился в мою сторону. Его взгляд так и кричал: «Я рад, что ты сделала правильный выбор». Как будто этот выбор вообще у меня был. Отец устроился рядом со мной и через секунду напротив него материализовалась Дана. Девушка улыбнулась мне, заправляя за ухо янтарного цвета прядь, выбившуюся из короткого хвоста.

Я опустила глаза в пол, чтобы не встречаться с ней глазами. Мне бы абсолютно точно было бы легче на неё смотреть, не будь она воплощением идеальности.

У неё не должен был быть ангельский голос. У неё не должна была быть ангельская внешность. У неё не должна была быть улыбка, которая озаряет мир. Она должна быть страшной с противным голосом и без зубов. У неё должна быть такая внешность, чтобы люди на улице понимали, что эта женщина разрушила мою жизнь. Люди не должны говорить: "Она так похожа на твою маму". Они должны говорить: "Я не понимаю, что он в ней нашёл". Потому что, давайте на чистоту, никакая внешность не могла оправдать поступка отца.

Каждый раз, когда я видела её, у меня возникало непреодолимое желание сделать ей больно. К нашему общему счастью сейчас желание не открывать рот сильнее любого другого.

– Тебе не нравится? – спросила Дана, глядя на тарелку передо мной.

Я даже не сразу обратила внимания на то, что передо мной на столе что-то стоит, поэтому и не притронулась к еде. Я бы с удовольствием просто проигнорировала девушку, но папа подтолкнул меня, дав понять, что это ничем хорошим не закончиться.

– Выглядит аппетитно, – промямлила я.

Я покорно взяла вилку в руку и приступила к еде. Ну как приступила, я катала по тарелке кусочки яства, чем бы оно не являлось.

– Есть продукты, которые ты не ешь? – через некоторое время Дана снова обратилась ко мне, оторвавшись от разговора с моим отцом, за которым я даже не пыталась уследить, – Может ты захочешь что-нибудь приготовить?

Я пожала плечами.

Папа снова посмотрел на меня, улыбнувшись. И как бы я не ненавидела его улыбку в стиле «сейчас я тебя попрошу о том, что тебе определённо не понравится», это было намного лучше, чем тот взгляд, которым он одаривал меня, когда думал, что я этого не вижу. Хуже взгляда «прошу не спорь» только взгляд «мне так жаль тебя». Меня передёргивало каждый раз, когда я видела жалость в глазах людей. А на мои глаза вновь и вновь наворачивались слёзы, хотя я думала, что до этого выплакала норму на всю жизнь.

– Твою новую форму должны привести завтра, – сообщил папа, – нужно будет сходить по магазинам купить тебе одежду и всё остальное. Я завтра буду на работе, а у Даны выходной, может вы сходите вместе?

Дана работала в издательстве. И намного легче было поверить в то, что она не умеет читать, чем в то, что она прикладывает руку к созданию чего-то настолько прекрасного, как книги.

– Конечно, – со слишком большим энтузиазмом согласилась Дана.

– У меня есть одежда, – возразила я, пытаясь отвертеться, – и новая мне не нужна.

Отец с сожалением посмотрел на Дану. Для него она была по настоящему огорченной, а я считала, что она слишком хорошо умеет играть.

– А тетради, ручки? – попробовал он снова, с надеждой глядя на меня.

Я готова была стонать от безысходности.

– Можно я схожу одна? – спросила я, с надеждой глядя на него.

– Как ты доберёшься до торгового центра? – спросил папа, поднимая бровь. – Мой водитель будет занят.

Да, красивой папиной квартире прилагалась ещё и дорогая машина с огромным водителем, что наводил страх на любого человека, который ему не платил. Это точно была не жизнь, а мечта.