Сердце Кэтрин упало, как всегда, когда Зейн избегал разговора о чувствах. Ей казалось, что за последние несколько месяцев их отношения стали меняться к лучшему – и сегодня, когда Амир ворвался на женскую половину с сообщением о том, что шейх вернулся из поездки раньше и желает видеть королеву немедленно и наедине, она воспряла духом. Но, по-видимому, напрасно. Все осталось по-прежнему: Зейн не скрывал своего сексуального интереса, но впервые за долгое время Кэт ощутила, что больше не в силах заставлять себя думать позитивно. Глядя на мужа, передающего ей полотенце, она поняла: нужно что-то менять. Сейчас он, как всегда, отпустит ее, и на этом все закончится до следующего раза, когда он вновь придет к ней в спальню, но не останется на ночь. В таком режиме они живут уже три месяца, и Кэт надоело ждать, когда Зейн будет готов воспринимать их брак как нечто большее, нежели союз, скрепленный сексуальным интересом и обязательствами. Похоже, он и не пытался изменить свое отношение к происходящему.
Кэт уже была готова начать этот нелегкий разговор, как вдруг ощутила странное щекотание внутри себя – и, резко вздохнув, прижала руку к животу. На сей раз ее ладонь почувствовала легкий толчок.
– В чем дело, Кэтрин? Что не так? – в ужасе спросил Зейн, хватая ее за руку, и на лице его отразились страх, боль и чувство вины.
Однако Кэт лишь улыбнулась.
– Все в порядке. – Не подумав о том, что делает, она взяла мужа за руку и приложила его ладонь к своему животу. – Это наш малыш – наверное, мы его разбудили.
Она рассмеялась, и смех ее прокатился по купальне. Но вместо ответной радости на лице Зейна отразился ужас, и он отдернул руку.
– Зейн! – воскликнула Кэтрин. – В чем дело?
– Мне не следовало так безрассудно бросаться на тебя, я не подумал, – произнес он так равнодушно и холодно, что девушка отпрянула.
– Не говори глупости, – прошептала она, чувствуя, как горло сжимается от переполнявших ее эмоций. – Доктор Ахмед сказал, что подобные реакции абсолютно нормальны, и мы можем заниматься любовью до третьего триместра, если захотим, с ребенком ничего не случится.
Зейн посмотрел на нее, и взгляд его был таким странным, что Кэт окончательно пала духом.
– В этом все и дело, – произнес он наконец. – Ни о какой любви не может быть и речи, ведь так?
Кэт замолчала, оглушенная его словами и той болью, что они причинили ей. Не подумав, что говорит, она выпалила:
– Я люблю тебя.
Казалось, эти слова заставили Зейна насторожиться еще больше.
– Я ведь говорил, что не могу предложить тебе этого, – произнес он таким тоном, словно вел дипломатические переговоры, а не беседовал с матерью своего будущего ребенка.
– А как же наш ребенок, Зейн? Ты сможешь полюбить его? – спросила Кэт с болью в голосе, ее одолевала злость, которую она до сих пор не впускала в свою душу.
– Мы оба устали, и тебе нужно отдохнуть, так что давай поговорим об этом завтра, – ответил Зейн.
– Нет, я хочу поговорить об этом сейчас, – произнесла Кэт, внезапно поняв, что больше не боится; раньше ее непременно отпугнули бы нахмуренные брови Зейна и его суровый вид, но теперь… он разрушил магию такого прекрасного момента своим равнодушием, и хотя бы за одно это был обязан ей сейчас.
– Ну, хорошо, Кэтрин, если ты так настаиваешь, – нет, я не намереваюсь любить этого ребенка. Я просто не способен на такие чувства, – произнес Зейн как-то холодно, отстраненно.
Кэт, шокированная его голосом, прижала руку к груди.
– Почему?
– Ты сама сказала, помнишь – мой отец был чудовищем. Думаю, для нас обоих будет лучше, если мы прекратим наши сексуальные отношения. Я договорюсь о том, чтобы твои вещи перенесли в женскую половину. Тебе скоро будет не до меня, у тебя на руках книга, а потом еще и родится ребенок. Возможно, если я не стану тебя отвлекать, это к лучшему.
– Отвлекать? – переспросила потрясенная Кэтрин. – Но я люблю тебя. Я твоя жена, мать твоего ребенка. Я хочу, чтобы у нас была настоящая семья.
– Ты не любишь меня, как это возможно, когда мы едва знакомы? Если бы ты знала меня получше, ты бы поняла, что с таким, как я, невозможно построить то, чего хочется тебе.
– Не говори загадками, Зейн, – бросила Кэтрин, позволив наконец себе выказать гнев в полной мере. – Я ничего не понимаю. То есть я могу понять то, что ты пока меня не любишь. Но я полагала, что близость между нами будет способствовать пониманию, что наши отношения изменятся. А ты даже не хочешь попытаться? И теперь еще говоришь мне, что не будешь любить нашего ребенка?
Кэтрин понимала, что сердится, скорее, на себя, нежели на Зейна, – она винила свои ожидания и себя за то, что за целых три месяца не разглядела его нежелание уступить, пойти ей навстречу, обсудить хоть что-нибудь в их отношениях. Все это время он приходил в ее спальню, точно по расписанию, а потом покидал ее. Она не сказала ни слова, но теперь настало время посмотреть правде в глаза.