В младенчестве Шмель видом напоминал ангелочка, характером – чертёнка. О, эти шелковистые ушки, выразительные глазки, малюсенькие лапки! О, эти растерзанные в пух подушки, порванные в мелкую бумажную пыль книжки! О, несчастные чучела куниц и белок, оставшиеся без хвоста! Глухариные крылья, мастерски ощипанные Шмелем! Кладбище трофеев – вот во что превратилась небольшая коллекция братьев-охотников. Шмель целенаправленно «охотился» на чучела с первого же дня появления в доме. Братья устраивали для малыша тренировки: уносили Шмеля из комнаты, и в его отсутствие прятали то на антресоли шифоньера, то под шкаф свежедобытого вальдшнепа или рябчика. Сначала маленький спаниель научился находить тушки, потом лаять на них, а затем тренировки из дома перенесли в лес и в поле.
Закончив рисовать Шмеля в младенчестве, Митя легким росчерком изобразил спаниеля, вытянувшегося в струнку, в одну линию от кончика носа до кончика хвоста. И пусть у спаниелей не бывает настоящей стойки на дичь, это было некое ее подобие, когда собака на какое-то мгновение замерла неподвижно и лишь поскуливала от азарта. С великим трудом Мите удалось тогда сдержать громкий возглас радости и не спугнуть собаку, учуявшую коростеля. Дело было в конце лета, жарким вечером на лугу между картофельным полем и рекой.
Если бы у этой сцены был сторонний наблюдатель, то он увидел бы, что не только Шмель, но и сам Митя словно бы сделал стойку на птицу. Мальчик-охотник, хрупкий и гибкий, застыл, как живая статуя, и его тоже можно было рисовать одним быстрым росчерком карандаша или китайской туши. И легкий ветерок чуть трепал его удлиненные, давно не стриженные волосы. Митя боялся нечаянным вздохом или жестом спугнуть спаниеля. Оба были неопытными – хозяин и собака, оба дрожали от напряжения и азарта. Они словно превратились в единое целое на какой-то ничтожный миг. И гудели в густом медовом воздухе насекомые, янтарем светило липкое, остающееся жаром на коже предзакатное солнце.
Мите вспоминалось нечетко, как во сне, – кажется, прозвучал звонкий короткий лай, хлопанье крыльев, и был выстрел, и коростель упал, и Шмель с утробным рыком кинулся за ним и подал хозяину. Как Митя хвалил спаниеля, как спаниель ластился к хозяину! Они поделили поровну радость добычи, охотник и собака.
Из этих воспоминаний Митя вынырнул так, как выходят из теплого дома на холодную улицу – с легким сожалением. Отложил законченный набросок и принялся за новый – бейсболка у копны сена, и Шмель сидит рядом. Был такой случай. В июле вся семья сенокосила в поле у реки. Щенка брали с собой, и Шмелю это очень нравилось. Покос находился на заливных лугах рядом с дамбой. Множество луговых и водоплавающих птиц оставляло свои следы в еще не скошенной траве. Например, каждый год утка-кряква выводила на дамбе птенцов. Ни Митя, ни его братья, ни их отец на эту утку никогда не охотились. Она была будто старая знакомая, а в старых знакомых не стреляют. Вечером кряква вместе со своими детками пересекала небольшой лужок, чтобы спрятаться на ночевку в укромном ручье, а с утра вела утят обратно на дамбу – кормиться. Для Шмеля это была увлекательная игра – расшифровать все эти утиные тропки-запахи, недоступные нечуткому нюху человека.
Щенка подстерегала единственная трудность: он был еще мал, а трава в тот год уродилась такая, что коса едва ее брала. Сочная, спелая, мясистая отава! Медом пахнущий дягиль! Ромашка и высокий клевер, который так густо перепутался стеблями и розовыми маковками, что покрывал землю подобно рыболовным сетям. Для малыша Шмеля эти луга стали подобием тропического леса – настоящие непроходимые дебри! Бывало, он запутывался в клевере, бился, как рыбка в ячее, и начинал скулить – звать на помощь. Его доставали, и Шмель вновь пускался на поиски приключений.
Как-то раз вечером семья вернулась с сенокоса. Все невероятно устали от палящего солнца, от тяжелого труда, поэтому лишь дома заметили пропажу – Шмель с покоса не вернулся. Митя отправился его искать. Сердце у юноши нехорошо замирало: а ну как не найдется малыш-спаниель? Но он нашелся. А точнее, он и не терялся. Шмель сидел у бейсболки, которую Митя забыл у копны сена. Спаниель охранял вещь хозяина. Он был как часовой. Но когда люди ушли, щенок все же испугался в одиночестве и грустно скулил, призывая на помощь, однако поста своего маленький храбрец не покинул. Дома Митю бранила потом мама, мол, вечно вещи свои раскидываешь и теряешь, собака и та из-за тебя пострадала…
Митя вздохнул, отложил рисунок и все же взялся за монографию. Преодолевая отвращение к скучному чтению, он заставил себя осилить первые предложения: «Большинство поступков собаки представляет собой результат действия условных и безусловных рефлексов. Рефлекс – естественная реакция на стимул, не зависящая от обучения собаки. Слово «рефлекс» произошло от латинского глагола, который в переводе означает «отражать, поворачивать назад».