– Она звалась Кровавая Троллиха. Но от грешного юноши осталась лишь кличка. А имя мое, данное при крещении, – Торстейн выдержал эффектную паузу и объявил, воздев руки по сторонам: – Варфоломей!
Ратмир хмыкнул:
– Но секира осталась.
Варфоломей кивнул, пожав плечами:
– На всякий случай. Куда пастырю без посоха его? Кровавой Троллихи больше нет, и зовется она теперь в честь той, кто раскаялась в грехах своих перед Господом.
– И как же?
– Мария Магдалина, – сказал Торстейн и перекрестился.
Ратмир с трудом заставил себя улыбнуться. Ему нравился этот странный человек, называвший братьями и сестрами все, что он видел вокруг.
– А если на нас нападут? – Ратмир положил руку на эфес Мстителя, с которым не расставался и во время сна.
– Слово мое заставит их уйти, – улыбнулся проповедник.
– А если не послушают?
– Послушают, – кротко заверил Варфоломей и закрыл глаза, беззвучно зашевелив губами в молитве.
Убедиться в словах монаха Ратмиру предстояло совсем скоро. На закате у кузницы раздались резкие голоса. Увидев двоих вооруженных топорами мужчин, юноша попытался вскочить, но упал на колени и осторожно пополз на четвереньках в укрытие, шепотом проклиная никак не проходящую слабость.
– Ты кто? – спросил один из бойцов Торстейна, неподвижно стоящего перед ними с секирой в руках. Монах ласково улыбался. Парочка же косилась на огромное лезвие Марии Магдалины и действовать не спешила.
– Я – слуга Господа нашего Иисуса Христа, – ответил тот. – А кто вы, добрые люди?
– Тебя это не касается, – шагнул вперед высокий, широкоплечий, с длинными седыми волосами. Его спутник, приземистый косматый толстяк, поднял свой топор. – Наш отряд разбили у Серого Камня. Мы долго шли и хотим есть. У таких как ты всегда есть припасы. Давай-ка их сюда.
Под коленом Ратмира хрустнула ветка. Дренги резко оглянулись, выставив перед собой оружие.
– Это раненый щенок, – сказал толстяк, приглядевшись. Он с неожиданным для человека своего сложения проворством оказался рядом и выдернул из руки Ратмира меч. – Эта сталь стоит дорого. Я беру ее себе.
– Отдай! – крикнул Ратмир, бросился вперед и ткнулся лицом в мох. Ноги совсем не хотели слушаться.
– Братья мои, – сказал Варфоломей, – не творите лиха, ибо каждому воздастся по делам его…
– Заткнись, монах, – старый викинг выбил секиру из рук Варфоломея, – и тащи жрать. Мы устали.
– Ибо сказано, – продолжал монах, – не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую.
Варфоломей повернул голову вбок:
– Бей.
– Чего? – переспросил викинг.
– Тогда я, – сказал тот, мгновенно повернулся на пятках и влепил дренгу такую пощечину, что тот взмахнул руками и рухнул на землю без сознания, выронив топор. – Вы слышали, что сказано: «Люби ближнего твоего и ненавидь врага твоего. А Я говорю вам: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас…»[52]
– нараспев читал монах, направляясь ко второму грабителю.– Я ударю! Сейчас ударю! – крикнул толстяк, замахиваясь мечом Ратмира на надвигающегося монаха.
Тот ласково кивнул. Лезвие просвистело мимо легко уклонившегося Варфоломея.
– Господь, я подставил щеку, как ты учил. Первый удар бодрит тело и пенит кровь, – возвел очи монах. – Но второго удара не терпит даже Будда. – Варфоломей взмахнул Магдалиной. Викинг взвыл, схватившись за раненую руку. – Я прощаю тебя, добрый человек, ибо не ведаешь ты, что творишь, – сказал он, сгребая хнычущего от боли толстяка за рубаху на груди. – Пусть рука, соблазнившая тебя, служит предостережением на будущее. Ибо сказано: «Если правая твоя рука соблазняет тебя, отсеки ее и брось от себя, ибо лучше для тебя, чтобы погиб один из членов твоих, а не все тело твое было ввержено в геенну»[53]
.Монах наставительно поднял палец перед скрючившимся на земле воином:
– Не убий, не укради, не прелюбодействуй.
Он вздохнул, сходил за водой, промыл рану, перетянул ее чистым куском ткани и перекрестил. Пока Пес возился с раненым, на земле со стоном зашевелился второй. Подняв голову, старый дренг обвел поляну глазами и быстро понял, что произошло.
– Не убивай! Твой бог тебя учил не этому! – пробормотал он, увидев, что Варфоломей поднялся на ноги и идет к нему.
– Ты прав, – согласился монах, – а еще он учил вот чему. «Кто захочет судиться с тобою и взять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду»[54]
. «Просящему у тебя дай, и от хотящего занять у тебя не отвращайся»[55].– Я понял, понял! – взвизгнул седой, дрожащими руками отстегивая от пояса тугой кожаный мешочек.
– Благодарю. А можно плащ? – застенчиво попросил Варфоломей.
Тот быстро сбросил с плеч шерстяную накидку.
– Спаси тебя Бог, – улыбнулся монах, принимая подарок. – Идите с миром, добрые люди, и да пребудет с вами Господь!
Он радушно перекрестил уходящих, каждый из которых то и дело оглядывался, не гонится ли за ними добрый священник.
– Ну и проповедь… – сказал Ратмир, когда дренги скрылись из вида.
– С каждым нужно общаться на его языке, – ответил Варфоломей и осенил знамением себя и юношу.
– А серебро взял…
Монах пожал плечами: