Он сжал зубы, напряг мышцы и рванулся вперед изо всех сил, оттолкнувшись вдруг ожившими ногами от дна. С шумным плеском выскочил из ямы и подбежал к умолкнувшему монаху, сжимая кулаки. Какое-то время они молча смотрели друг другу в глаза.
– Ну и запашок от тебя, – сказал Варфоломей.
Ратмир оскалился, поднял кулаки, застыл, дрожа от гнева… и расхохотался, разжимая пальцы. Его смех подхватил утробный бас монаха, и смеялись они долго и до слез.
На следующий день монах крестил Ратмира в водах узкой, словно лезвие, лесной реки. После чего надел на шею железный крестик, выкованный специально для этого случая из кусочка бывшей Кровавой Троллихи.
– Пусть он хранит тебя так же, как хранит меня она, – сказал Торстейн, надевая крестик юноше на шею, – а Господь даст тебе новые силы.
Тот улыбнулся:
– Странный он случай выбрал, чтобы явить мне свои возможности.
Варфоломей нахмурился:
– Раньше я уже слышал о подобном случае в северных землях. Один слепец хотел отомстить убийце своей родни – и когда он встретил своего врага на тинге[56]
, вдруг обрел зрение. Но после того как прозревший вонзил меч в грудь убийце, – он снова ослеп.[57] – Монах развел руками: – Я не понимаю… Он учит любви, но при этом дает силы тем, кто хочет мести.– Может быть, потому, что наши боги слишком похожи на нас самих? – предположил Ратмир. – Ты же сам говорил, что Бог – это закон. И месть – это закон. В чем же противоречие?
Варфоломей замотал облысевшей головой:
– Нет, друг мой! Иисус принес нам новое время, когда у людей появилось нечто выше закона!
Ратмир хмыкнул:
– И что же это?
– Милосердие, – сказал Варфоломей. – Эпоха войн, когда у каждого свой закон и порядок, – когда-нибудь закончится. Эра милосердия идет на смену… прекрасная, волшебная и пугливая, словно сказочный альв…
– Время бабочек? – спросил Ратмир.
Монах было вскинулся, всмотрелся в лицо юноши, но тот не смеялся.
– Да, – ответил монах, и осеннее небо в его глазах потеплело.
Ратмир остался у проповедника на зиму. Он уговорил Торстена наконец сложить вместе бревенчатый дом, помогал в нехитрой кузнице, отдавая долг и перенимая мастерство. Секира только головой покачивал – у наковальни юноша проявлял недюжинные талант и хватку. Но, когда в лесу начал таять снег и распустились первые белые звезды подснежников, Ратмир засобирался в дорогу.
– Если хочешь, ты можешь остаться, – сказал, откладывая молот, Торстейн, когда юноша зашел попрощаться.
Ратмир покачал головой:
– Твой бог вернул мне ноги не для этого. Проповеди получаются у тебя и без моей помощи. Пришло время отыскать тех, кого я люблю, – усмехнулся он. – И тех, кого ненавижу.
– Господь простил своих убийц.
– А что бы он сделал с убийцами своих родных?
– В Книге об этом не сказано, – со вздохом признал монах. – Но желание мести способно ожесточить самое доброе сердце. Ты рассказывал мне свою историю. Люди с твоей земли не любят брать чужое, но за свое стоят до последнего. Я слышал, что туда, где живет твой народ, в Ладогу, пришла война между родами. И может быть, именно тот, кем ты стал, способен…
– Может быть, – оборвал его Ратмир, – но сначала я должен узнать, что стало с теми, кто меня вырастил. Если они выжили, то нуждаются в защите. Ты любишь весь мир, как ближних своих, а для меня ближние – это и есть весь мир. Ты говорил, что нужно платить добром за зло. А чем тогда платить за добро?
– Добро, – повторил монах, посмотрев в серое небо, – что ты без кулаков?
Ратмир промолчал.
– Мечта, – тихо сказал Варфоломей.
Ратмир собирался в путь недолго: в который раз почистил и подточил черное лезвие Мстителя, поменял рубаху, поскреб щеки и подстриг усы и бороду.
– Нищему собраться – только подпоясаться, – заметил проповедник и протянул ему кошель с серебром: – Вот, возьми.
– А ты?
– А я не пропаду, – улыбнулся Варфоломей. – Взгляни на птиц небесных: они ни сеют, ни жнут, и Отец Небесный питает их…[58]
Ратмир улыбнулся в ответ, поправил кожаные ножны на поясе:
– Благодарю тебя за все.
Торд крепко сжал его руку:
– Как знать, может, наши судьбы еще пересекутся. С Богом.
Ратмир развернулся и быстро зашагал прочь, со стыдом ощутив, как глаза наливаются непозволительной влагой. Зеленые ветви сомкнулись за его спиной, примятая трава расправила стебли, мягкий мох погасил шорох шагов. За несколько ударов сердца лес стер намеки на его присутствие. По листьям забарабанили крупные капли.
«Так бывает часто, – подумал монах. – Вместо ушедшего от тебя дорогого человека приходит дождь. Пора привыкнуть. К этому просто нужно привыкнуть. И опять – чувство, что не успел сказать что-то очень важное. Только вот что?»
Глава 8
Тишина внутри грома
Много лет тому назад Торстейн был простым фермером в Норвегии. Он пас коров на своих небольших угодьях и прославился под именем Коровьего Знахаря: ведь никто другой не мог так разбираться в хворях скота. А ночами запирался в небольшой кузнице и ковал гвозди, подковы и прочую мелочь для деревенского быта.