Железный Совет

Анн-Гари дважды приходит посмотреть на поединок. Она болеет за Иуду и радуется его выигрышу, но спорт ее не увлекает. Ей больше по душе механизмы. Она ходит на конечные станции смотреть на прибытие поездов, посещает заводы, на которые удается пробраться, и бродит между рабочими, разглядывая машины.

Иуде нравится побеждать. Его возбуждает собственное искусство. Какое-то время они с Пенниго прибегают к старой уловке: Иуда притворяется, будто проигрывает, а когда ставки повышаются, разделывается с соперником. Но их быстро раскусили.

Теперь он звезда, Лёв из Болота. Другая знаменитость – Лотаниель Дюрейн, профессор магии, который руководит своими смоляными големами-кошками под именем Лот Человек-Кот. Оба обожают свои псевдонимы. Есть еще Нянька, неприметная женщина, которая, по словам Пенниго, скорее всего консультирует милицию. Она любит приделывать своим големахам хлесткие хвосты из цепей. Первое место всегда достается одному из них, но чаще всего – Иуде.

Чем сильнее маг, тем больше подвластная ему масса. Скоро они начинают экспериментировать с весом. Но ни одна кукла крупнее большой собаки драться не может. Иуде становится интересно, какой величины голема он при желании может заставить двигаться.

Как организаторы поединков големов, сильнейшие практики и приемщики ставок, Иуда и Пенниго хорошо зарабатывают. Бои привлекают внимание журналистов, участников становится все больше. Иуда начинает скучать. Он не сражается ни с кем, кроме Лота и Няньки. И пристально наблюдает за тем, как они оживляют свои конструкции. Вслушивается в их заклинания. Теперь он сражается не только ради заработка, но и ради знаний.

Каждый раз, когда его голем оживает, Иуда ощущает свою связь с копьеруками.

– Я хочу узнать об этом все, что можно, – говорит он.

Пенниго приводит его в университетскую библиотеку и показывает тексты по големетрии. Он просматривает заголовки: «Теория магии», «Пределы действия плазмы», «Спор о границах нежизни».

– Я хочу все это прочесть, – говорит он.

* * *

Зима стоит мягкая. Иуда водит Анн-Гари на каток. Ей нравится, что Иуду узнают на улицах.

– Привет, Болотный! – окликает его один прохожий; у Иуды слегка портится настроение.

Они идут вдоль украшенных морозными узорами витрин, по центральным улицам Ворона, увешанным световыми шнурами и зимними цветами. Они заходят в кафе выпить горячего шоколаду с ромом. Анн-Гари не смотрит на Иуду. Девушка смотрит куда-то поверх него, и на лице ее прекрасная улыбка, но взгляд скользит мимо Иуды.

«До свиданья», – думает Иуда и улыбается ей в ответ.

Когда падает снег, все дома в городе ненадолго становятся на одно лицо: исчезают карнизы старых церквей с завитками, сливаются со стенами темные каменные опоры и все бесчисленные бетонные терраски, местами выложенные кирпичом, пропадают домишки рабочих, слишком убогие или примитивные, чтобы говорить о каком-то стиле. Все скрывает пушистый белый снег, но постепенно он тает, и дома словно приходят в себя, покрываясь слякотной испариной.

Иуда одевается в броское тряпье, по которому его узнают на улицах. Когда он идет по городу, за ним увязываются ребятишки из Собачьего болота вместе с тощим молоденьким кактом и подскакивающим по-лягушачьи водяным: они просят сделать им големахов. Иной раз Иуда оживляет для них кучку монет и пускает к ним, а дети смотрят и разбирают ее на части.

Анн-Гари не хочет учиться грамоте, но, узнав, что Иуда пролистывает все газеты, следя за успехами Трансконтинентального железнодорожного треста, требует читать ей каждый вечер, когда они вместе, а это случается все реже и реже.

– «…Суровая зима,

 – читает Иуда статью из «Перебранки». – Те рабочие, которые еще не сбежали с болот, заняты преимущественно тем, что клянут погоду, однако им повезло хотя бы в том, что копьеруки, эти вероломные твари, покинули топи и больше не досаждают строителям. Сообщения с юга подтверждают, что бригады путейцев из Миршока, несмотря на более мягкую погоду, также не добились больших успехов…»

– Миршок – это где? – спрашивает Анн-Гари. Иуда таращит на нее глаза. Она ничего не знает ни о форме дороги, ни о ее будущем. Он рисует ей карту.

– Три ветки, – говорит он, чертя перевернутое и слегка покосившееся «Y». – Нью-Кробюзон. Миршок на берегу Скудного моря. Толстоморск на равнине. Из каждого тянется ветка, все они встречаются в трясине. От Нью-Кробюзона до места встречи пятьсот миль, оттуда до каждого из остальных городов по двести пятьдесят.

Иуда скрывает собственную одержимость дорогой, якобы утоляя интерес Анн-Гари. А сам непрестанно думает о людях, о том, что видел, о братстве молотобойцев, меняющих облик земли.