Железный Совет

Есть еще одна техника, которой он жаждет овладеть. В Кинкене он разговаривает с хепри – устные вопросы, на которые Иуде пишут ответы, – и выведывает у них все, что им известно о метазаводных механизмах. Потом он покупает магические батареи и до изнеможения заряжает их собственной кровью.

У него получается не сразу. Возле дома, где живут беспризорники, поклонники его таланта, он натягивает поперек тротуара тончайшую нить. С первыми лучами зари одна девчушка просыпается и выходит из дома, чтобы украсть что-нибудь на завтрак. Ее грязные ножки разрывают нить, волокно лопается, гудение, щелчок – и батарея включается; и вдруг от кучки камней у двери отделяется фигурка и, пританцовывая, направляется к девочке. Замерев, та наблюдает.

Крошечный голем высотой с детскую ладонь танцует точно так, как учил его Иуда, когда бормотал заклинания и настраивал приспособления, готовя пусковой механизм. Танцуя, голем подходит к девчушке: он сложен из монет. Споткнувшись, голем падает и рассыпается, а девочка собирает монетки с земли.

Иуда наблюдает за ней из подворотни. Он велел голему исполнять заранее подготовленную программу, заставил его ждать. Задуманная Иудой ловушка сработала. Он не знает, делал ли кто-нибудь такое раньше.

* * *

И вот он снова на болотах. Повсюду лед, стебли вьющихся растений задеревенели и стучат на ветру, животные спят, трясина отдыхает. Рабочий лагерь и поезд остались во многих милях позади.

Дорога провела Иуду мимо городов, превратившихся в трупы, вглубь земель, не укрощенных, но лишь изуродованных строительством, и дальше, по засаженным деревьями насыпным островам, этим перешейкам из привозного камня, в самое сердце болот. Иуда углубляется все дальше в поисках своих бывших одноплеменников.

У него большая поклажа: новый вокситератор с цилиндрами, камера, ружья. Он идет нарочито шумно, чтобы его не приняли за траппера, и поет песни, которым научили его копьеруки: песню завтрака, песню приветствия, песню пожелания доброго дня. Он идет, не пряча рук.

Когда те появляются, Иуда видит, что они совсем из другого, незнакомого ему племени, и затягивает песню добрых соседей, а потом песню с просьбой войти. Копьеруки окружают его, то прикидываясь деревьями, то принимая свой обычный вид, скалят зубы, грозят смертоносными руками-копьями, но Иуда не убегает; тогда его начинают бить, но он не уходит; и тогда его ведут в тайную деревню копьеруков. Их кланы и родовые союзы порушены: они последние из своего народа.

Ребятишки сбегаются поглазеть на него. Вот оно, последнее поколение копьеруков.

Добродетель всколыхнулась внутри Иуды, но он знает, что перед ним – мертвый народ и ничто этого не изменит. Болотные жители берут его с собой на охоту – самки вместе с самцами, теперь не до традиций, – и он снова слышит «ах, ах, ах», мелодию многих выдохов и отчетливые ритмы голосов. Вода взвихряется и тут же успокаивается.

Иуда вытаскивает слуховую трубу и записывает звуки на восковой цилиндр. Затем проигрывает запись: крутит рукоятку и слышит ритм их голосов. Он видит его. Видит его форму. При помощи линзы он рассматривает цилиндр и чувствует себя географом воскового континента. Иуда изучает песню, ее провалы, петляющие долины, пики и пустыни. Он вращает ручку медленно, прослушивая еще раз в замедленном темпе.

К своему стыду, Иуда скучает среди обреченного народа. В промозглой сырости болота он трудится изо всех сил, записывая по отдельности все элементы песен, не пропуская даже плохо слышных или исковерканных звуков, но все вокруг угнетает его. Копьеруки не строят больше уединенных жилищ и зеленых убежищ в лесах, им не до того: из наспех сооруженных соломенных хижин они отряд за отрядом уходят на войну, гонимые духами болот, и совсем скоро сами станут духами.

Иуда не хочет этого видеть. В его груди словно кто-то поворачивает кинжал. Душа копьеруков перешла на восковые цилиндры. И наконец Иуда покидает их во второй раз.

* * *

И снова поезд. Он продвинулся. Иуда видит тысячи лиц, которых не наблюдал раньше. Рельсы разветвились. У развилки растет город. Великолепное зрелище.

Отполированные поездами рельсы лоснятся. Они виляют в недостроенные депо, становятся пустыми еще запасными путями, сворачивают к сортировочным горкам, минуют покосившиеся домишки недостроенного города. Дальше дорога раздваивается. Одна линия устремляется в самое сердце болот, где внезапно останавливается среди деревьев.

Другая исчезает на западе. Путейцы возвращаются с вырубки, неся костыли и молоты, с которых капает вода, и сами они грязные и потные, словно из боя. С каждым выдохом их шарфом окутывает лента пара, мгновение тянется за ними и тут же исчезает.

Оказавшись на огромной строительной площадке Развилки, бурно растущего города, Иуда чувствует, как его добродетель толкается внутри него, точно ребенок в утробе, и понимает, что вернулся, что останется здесь не как паразит, но как участник происходящего. Он пришел, чтобы помогать, и его песня – первый вклад в общее дело. А вот это, эта решимость трудиться на дороге – вклад номер два.