Стало совсем темно, и на фоне желтого света фонаря, стоявшего в самом конце пирса, было видно, что начинал моросить мелкий дождик. Каждый раз, когда двери таверны "У Янни" открывались, я слышал слабые звуки музыки, которые так же неожиданно и замирали. Тогда воцарялась такая тишина, что казалось, будто во всем мире, кроме меня и Моргана, никого не существует. В желтом свете фонаря Морган был похож на ходячий труп. Старый, потрепанный, прошедший через все мыслимые и немыслимые испытания.
Он, похоже, нервничал, и это меня беспокоило. Он, может быть, на самом деле уже дошел до предела. Имел ли я тогда право брать его с собой на такое дело, которое для него в случае неудачи могло обернуться настоящей катастрофой?
Первые два часа мы неслись на большой скорости в юго-восточном направлении в сторону Додеканеса навстречу свежему восточному ветру, который в конце концов принес с собой настоящий дождь. Капли дождя словно картечь забарабанили по окнам рубки.
Теперь я успокоился и почувствовал себя гораздо уверенней. Я вновь находился в замкнутом, изолированном мире, который был мне так дорог. Эта рубка, словно царство теней, где единственным источником света были приборная доска и компас. Здесь обострялись все мои чувства, многое прояснялось, жизненные проблемы, даже самые серьезные, уже не казались неразрешимыми. Может быть, на меня так действовало море?
Я сидел, откинувшись на спинку кресла, и сжимал в руках штурвал. Я мог бы включить автоуправление, но умышленно не делал этого, потому что от ручного управления катером я получал неописуемое удовольствие. В такую погоду он, летящий словно птица, оживает и начинает трепетать, как женщина в руках умелого мужчины. И в эти минуты, когда ощущаешь себя частью другого, начинаешь испытывать ни с чем не сравнимое чувство.
Морган пошел вниз готовить чай, а я все думал о Саре. С момента нашей встречи я почти постоянно думал о ней. Я слышал, как открылась дверь в рубку, но не повернул голову, пока не ощутил в соленом морском воздухе знакомый запах духов. Ошибиться было просто невозможно.
— Два куска сахара или один? — спросила она и поставила на стол поднос.
На ней был старый бушлат Моргана, волосы зачесаны назад и стянуты лентой. Теперь мне стало понятно, почему перед отплытием Морган так нервничал.
— За такие проделки я сниму скальп с этого старого пьянчужки, — строго сказал я.
— Не надо. Я говорила тебе, что он для меня сделает все. Он, правда, перепугался до смерти, но все же отказать мне не смог. Он как ребенок.
Включив автоуправление, я принял от Сары чашку с чаем.
— Отлично. Тогда я все спишу на тебя.
— Это уже становится намного интереснее.
Она пододвинула к себе стоявшее у стенки кресло и села.
— Сначала я возьму сигарету, а потом ты мне расскажешь, на какое дело идешь.
Когда я изложил ей суть порученного мне задания, она сказала:
— Итак, ты теперь контрабандист и занимаешься нелегальным ввозом рома?
— У турок действует запрет на торговлю спиртным, — заметил я. — Как в двадцатые годы.
— Что тебе грозит, если поймают?
— Семь или восемь лет каторжных работ.
— И за такое дело тебе заплатили всего тысячу долларов?
Я засмеялся:
— Ну что ж, моя богачка, одни работают больше, другие меньше.
— Хорошо еще, что ты можешь над этим шутить.
— Как сказал Янни, эта работа не труднее рубки деревьев. Мы только туда и сразу же обратно. Никаких проблем. Ну совсем никаких.
— Поэтому, я полагаю, ты и держишь вот это при себе?
Она сунула руку под стол и нажала на кнопку. Дверца стола распахнулась, и весь мой военный арсенал вывалился наружу.
— Так, что мы имеем? — продолжила она. — Ручной пулемет, автоматический пистолет и револьвер. Все, что может обеспечить спокойную жизнь. Ни один уважающий себя владелец моторной яхты не может обойтись без такого набора.
Носком ботинка я задвинул оружие обратно в тумбу стола.
— Ты что, собираешься каждое утро за завтраком угощать меня своей трескотней?
Мои слова возымели действие, и она, рассмеявшись, ткнула рукой мне в плечо:
— Хорошо, но я просто боюсь тебя потерять. У меня уже была такая возможность, или ты забыл?
Теперь уже наступила моя очередь задавать ей вопросы.
— А что я должен делать, чтобы заработать? Или прикажешь жить за твой счет?
— А почему бы и нет? Или это заденет твое крестьянское самолюбие?
Мы продолжали осыпать друг друга колкостями. Конечно же она была права. Как утверждают экономисты, деньги — это всего лишь средство обмена. Но чьи, ее или мои? Какая разница? Мы оказались в совершенно иных условиях. Время было ограничено не только для нее, а для нас обоих.
В нашем разговоре возникла натянутая пауза. Впервые между нами возникли достаточно серьезные разногласия, за которыми скрывалось что-то для нас обоих важное. В ситуации, когда задеты гордость одного и другого, лучший способ ее разрешения — броситься сразу в кровать. Но для этого не было ни времени, ни места. Она немного помедлила и тихо вышла из рубки, оставив меня одного.