Железный волк

Зашуршало. Значит, подумал князь, жив. Наклонился и сыпнул под печь. Потом еще сыпнул. Захрумкало. Так, хорошо, подумал князь и улыбнулся, а вот если бы не брал, вот если бы выл, вот тогда это плохо, страшись. Да и то: чего страшиться? Мы Бусово племя, чужого не ищем. Этот терем поставил Микула, и наследовал Микуле его сын Глеб, Глебу наследовал его племянник Володарь, Володарю – его внук Рогволод, Рогволоду – муж дочери его Владимир, Владимиру наследовал сын его Изяслав, Изяславу – сын его Всеслав, Всеславу – брат его Брячислав, Брячиславу наследовал я, а мне наследует…

И князь нахмурился. Да, подумал, и вправду, а кто тебе наследует, Всеслав? И сколько их, сыновей, у тебя – четверо? Или, если руку на сердце, то пятеро? Да, пятеро. Старший, Давыд, – в Витьбеске, а Глеб, любимый, – в Менске, а Борис – в Друцке, Ростислав – в Кукейне. А самый младший, Святослав, он где? Пять лет уже прошло, как нет о нем вестей. Никаких! Да и Святослав ли он? Потому что это ты его так называл – Святослав. А сам он называл себя Георгием. И ведь Георгий – это правильно, так по крещению. И он ушел Георгием, пешком, меча и то не взял. Сказал:

– Не обессудь, отец. Не мое это всё, не хочу.

И ушел. Как в старину было говорено: встану я, не благословясь, пойду, не перекрестясь, и не воротами, а песьим лазом, тараканьею стежкой, подвальным бревном… Прости мя, Господи, не удержал я сына младшего. Да и не мог я удержать его, не смел. Он от рождения был мне в упрек, на нем мой грех, мое вдовство. Не Святослав он, а Георгий, нет Святославов в святцах, есть только Георгии.

А сам ты кто: Всеслав или Феодор? Как князь – Всеслав, как Божий раб – Феодор. А прадед твой Владимир звался по крещению Василий. И было у него двенадцать сыновей, правда, не все до смуты дожили. Тем, кто не дожил, им легко. А прочие…

Нет, лучше дочерей растить! Но дочерей тебе Бог вовсе не дал. Вот сыновей родилось семеро, а возмужали пятеро, потом один ушел, осталось четверо, и те по уделам сидят, в Полтеск к тебе не кажутся, у каждого своя обида. И если кто и помнит что хорошее, так это только одна Глебова. А что! Никто к отцу на Пасху не явился, всем было некогда, и только Глебова пусть не сама приехала, но был же от нее гонец с подарками. Подарки, правда, сущая безделица, и все-таки…

Бог не дал дочерей! За что?! Встал князь, вновь посмотрел в окно. Тишь, пустота. И это хорошо… А почему? Совсем ты одичал, сидишь один, как сыч, всех сторонишься. Вот все и ждут, когда ты наконец помрешь. Так выйди и скажи: «Недолго вам терпеть! Шесть дней всего!» Ну, выйди, князь! Так ведь не выйдешь, оробеешь. Тогда сиди и жди, когда Она придет. Жди, князь!

И он ушел к себе. И там сидел и не смотрел уже в окно, а только слушал. Зашумели внизу, загремели. Должно быть, на поварне шум, подумалось. Да, на поварне. Готовят стол! И то: посадник будет, сотские, владыка. Давно пиров здесь не было. На Рождество и то велел не принимать. Хворал. И не хотел – все опостылели. Сказал тогда: свое отпировал. Зажился ты, ох как зажился! И Изяслав давно ушел, и Святослав, и Всеволод – отродье Ингигердино, змееныши… Ну, Изяслав да Всеволод тогда, при Рше, молчали, всё это Святослав устроил – крест целовал, послал к тебе гонца, и ты словам его поверил, взял сыновей, Давыда с Глебом, сели в лодку, переплыли через Днепр. Давыд двенадцати годов, а Глеб семи. Жара была, ты снял шелом. Так и явился к ним, к змеенышам, в шатер, шелом держа в руке. И ты еще успел сказать:

– Вот, братья, я пришел…

Так вот сам бы и шел! А сыновей зачем с собой брал? Что, думал, сыновья тебя спасут, укроют, как щит? О нет, Всеслав! Не так люди устроены, особенно князья. Да и тебе ли это объяснять – ты сам же князь. Ты помнишь, что отец тебе рассказывал…

А он, отец твой Брячислав, когда пришла большая смута, в нее не полез. Он только смотрел со стороны, из Полтеска, как его кровные дядья рядились да рубились, Степь брат на брата наводили, сонных резали. В день смерти старого Владимира их на Руси сидело семеро, а после стало быстро убывать. Первым зарезали Бориса, после – Глеба. А после Святослав пал в битве против Святополка. Святополк, убив брата, опять подался в ляхи, к Болеславу. Да не дошел, умер от ран в Берестье. Вот и осталось от Владимира всего три сына: Ярослав, Мстислав и Судислав. Мстислав был далеко, в Тмутаракани, а Судислав, и прежде робкий, тогда совсем притих. И Ярослав сел в Киеве. И рассудил, кто был в прошедшей смуте прав, а кто нет. И вот с того его суда и повелось скорбеть о Борисе и Глебе, а Святополка проклинать и называть Окаянным. Тогда же и явился слух, что в Берестье он не умирал, а что наша земля его не приняла, и побежал он далее, никем уже не погоняемый, вселился в него бес, ослеп он и оглох, члены его расслабились, и упал он с коня и убился. И будто по сей день в пустыне меж Ляхи и Чехи стоит его могила – смрадный курган, полынь-травой поросший…