- Да ничего. Болтун он, скорее всего. Рассказывал всякие страшилки. Про радиацию, руины городов, джунгли. Про страшилищ всяких. Типа у них там влажность выше, чем на севере. Вроде как вся вода к ним туда уходит, вот и разрослись леса от горизонта до горизонта. Про тамошних дикарей рассказывал. Говорил, они деградировали совсем – страшные, лысые, корявые. Ай, да брось. Байки это всё, - отмахнулся Ибар. - Только на то, чтобы нервы в баре пощекотать и годится. Ну кому, сам посуди, надо будет на дальний юг тащиться? Экспедицию снаряжать с самолётами? Пусть и почти сто лет назад. Бредятина. Да и для образования страшилищ времени слишком мало. За две тысячи лет даже новый вид бактерии не появится. Не говоря уж о всяких там… Так вот, к чему это я. Там рвануло всерьёз и накрыло поэтому всех. Мы тоже заметим, если, не дай бог, начнётся.
Табас был даже немного расстроен, что Ибар так легко опроверг рассказы старого пьяницы. Страшилки о юге были одним из главных элементов культурной жизни севера Кроноса. В кино и книгах оттуда вечно, то приползала какая-то дрянь – огромная, клыкастая и ненавидящая людей, то прилетали старые ракеты, запущенные злодеями, то неизвестные вирусы начинали заражать людей и вызывали вымирание всего человечества.
- Ну, я не об этом говорил вообще-то, но ладно, - пробурчал Айтер, но Ибар поправился.
- Да понял я, что ты хотел сказать. Тут и правда такая глушь, что конец света можно не заметить. Но что поделать?.. – задумчиво спросил Ибар самого себя. - Пустыня близко.
Слова напарника натолкнули Табаса на размышления. Как вообще идёт война? Юноша видел, отлично видел, что армия Армстронга не способна остановить гвардейцев Адмет. Возможно, они уже штурмуют его родной город. А может, даже и взяли. Захватили и «чистят» от старых жителей… Об этом не хотелось думать, тем более что положение отряда было и без того удручающим. К счастью, вскоре размышления о судьбах мира заглушили требования желудка отправить ему сочный кусок бифштекса.
Отряд увидел город на рассвете. Прошли мимо заброшенных ферм, где на полях ржавела старая сельскохозяйственная техника, миновали окраинные дома – одноэтажные, с большими дворами, нежилые, без стёкол в окнах, с провалившимися крышами.
- Молодцы. Быстро справились, - сказал Ибар. – Знал бы, что вы такие резвые, когда голодные, вообще бы жратву с собой брать запретил.
Когда колонна миновала ржавый указатель с неразборчивым названием, Табасу стало вдруг очень неуютно. Казалось, что из каждого чёрного оконного проёма на него смотрит ствол: полицейского, гвардейца, какого-нибудь местного бандита или дикаря. Тело сводило судорогой от настойчивого желания залечь и продолжать путь ползком.
Город был очень зелёным – и эта зелень пугающе контрастировала с пустотой и брошенными домами. Дорога, ставшая вдруг узкой и извилистой, пролегала в тени высоких старых тополей, во дворах росли целые сады, однако деревья были больными, сухими и неухоженными, без единого плода на ветке: только чёрные сморщенные гнилушки неопределённого вида. Табас в числе первых отправился на разведку в один из садов, но так и не смог найти ничего съедобного. Горсть микроскопических зелёных груш не в счёт, поскольку они подходили исключительно на роль сувениров.
Отряд инстинктивно сбился в кучу и замедлил шаг. Двигались осторожно, напряжённо осматриваясь. Головной дозор и замыкающие подошли ближе, Табас мог достать рукой до рыжего затылка Хутты, который снял автомат с предохранителя и водил стволом туда-сюда, высматривая возможные неприятности.
Город словно дышал неприязнью. Провалы окон, двери, заколоченные трухлявыми досками, деревья, шелестевшие кронами от горячего южного ветра – тут было спокойно, очень спокойно, но всё равно холкой Табас чувствовал чей-то взгляд. И, похоже, не он один. Люди тут точно были.
Центральная улица так и не порадовала наличием асфальта: он сохранился лишь кое-где в виде огромных серых каменюк, истерзанных солнцем и временем. После нескольких значительных изгибов дорога, наконец, соизволила вывести их к центру. Двух и трёхэтажные кирпичные многоквартирные общежития тоже зияли чёрными провалами незастеклённых окон.
Ибар дал знак остановиться, и команда встала, озираясь, у последнего заброшенного деревянного дома – с поваленным забором, забитыми окнами и ржавым микроавтобусом во дворе. Чуть поодаль центральная улица раздавалась в стороны, образовывая небольшую, то ли площадь, то ли парк – отсюда было не разобрать. Там находился памятник, больше похожий на надгробие – грязно-жёлтый, словно вырубленный из цельного куска самой пустыни, с неразборчивой надписью.
Рядом с ним брала начало узкая улочка, отличавшаяся от остального города высокими металлическими заборами, выкрашенными во все оттенки красного: от тёмно-бордового до яркого, как артериальная кровь. Над ними возвышались вторые и третьи этажи особняков и аккуратные крыши, крытые черепицей. Табас был готов отдать руку на отсечение, что уж в этих-то хоромах точно кто-то есть.