Желтая лихорадка

За три дня Ферко покорил всех. Спал он, естественно, в комнате тети Илоны. И был в восторге от чистоты, и уюта в ее горнице, от нежного запаха айвы, пропитавшего постельное белье, и от того, что на подоконнике алеет герань, и от того, как великолепно стряпает тетя Илона. Теперь это был настоящий Ферко, а не тот, в Париже, что в семь часов запрыгивал в свой автомобиль и мчался на работу, а вечером приветствовал мать усталой, рассеянной улыбкой. Теперь это был прежний Ферко, он рассказывал веселые истории о великолепном Париже и терпеливо выслушивал, как мама и тетя Илона ладят с соседками, как в прошлом году шелкопряд объел все яблони, восторгался, что у них в сельской хате электрическое отопление, хвалил маковый рулет и тушеный картофель с красным перцем, а главное — говорил и никак не мог наговориться с Яни-младшим. Яни был мальчик-с-пальчик, когда Ферко покинул Венгрию, а теперь уже студент, всего на несколько лет моложе того Ферко, что когда-то до хрипоты спорил в приемной комиссии университета. «Вы сын рабочего, значит, ваше место на инженерном факультете», — внушали ему. «Я сам знаю, где мое место! — не отступал Фери. — У меня четвертый разряд по медицинскому инструментарию, и я хочу знать, как нужно пользоваться инструментами, которые я делал». Яни Хомок возмущался: «Вишь ты, умник выискался! Ему власть рабочих не нравится. Потому что его, сына слесаря, хотят насильно выучить на архитектора!» Мать плакала и причитала, сестра молчала, отчаявшись переубедить его, а он кричал сквозь слезы: «Я уеду!» Лучше буду скитаться по белу свету, но здесь не останусь! Я докажу им!»…

Яни-младший попросил у соседа велосипед, и они с Ферко отправились на реку. Им было о чем поговорить. Яни-младший не знал в подробностях, как фашисты в пятьдесят шестом убили его дедушку и дядю Кароя, не знал о причине эмиграции Ферко и о том, что Агнеш несколько лет одна содержала всю семью. Он только понаслышке знал о жизни дяди Ферко в Париже, что тот учился в университете, а по ночам разгружал мясные туши. Теперь «Чрева Парижа» больше не существует, снесли его, а на этом месте построили знаменитый Центр Помпиду…

Ферко собирался пробыть в Шомошбане два дня, но остался и на третий. Яни Хомок, вернувшись из Озда точно в срок, уже хотел было поставить свою «шкоду» в саду и вдруг увидел стоящую перед домом машину с будапештским номером.

— Черт побери! — буркнул он. — Сколько же свободного времени у этого буржуя! — И повернул машину назад.

Ферко просмотрел учебники Яни-младшего, расспросил его об университете, о планах на будущее, рассказал, что у себя на предприятии они сконструировали больничные койки совершенно нового типа и современные операционные столы. Теперь больному прямо на койке можно сделать рентген, что особенно важно при переломах и внутренних кровотечениях. К этой койке можно присоединить все что угодно — не только аппарат искусственного дыхания, но и «искусственную почку», «искусственное сердце». Каждый конец этой койки можно привести в движение автономно — приподнять, опустить, сдвинуть в сторону. Ферко рисовал, подробно объяснял принципы инженерных решений: как вращаются отдельные части койки, как размещены подшипники…

— Это все твои изобретения? — спросил Яни-младший.

— Не только мои. Но и я в этом, конечно, участвовал. У меня великолепный коллектив — врачи, инженеры, слесари-инструментальщики, электронщики. Если хочешь, я пришлю тебе наши каталоги. — Вдруг он замолчал, посмотрел на Яни-младшего и воскликнул:

— Послушай, а ты когда кончаешь университет?

— Через два с половиной года.

— А французский знаешь?

— Нет. У меня русский и английский.

— А не хотел бы выучить еще и французский?

— Конечно, хотел бы.

— Вот что: получаешь диплом — и на год-другой ко мне, в Париж. Учиться!

— Если это будет зависеть от меня, я — охотно.

На четвертый день Ферко уже не мог остаться. В половине третьего утра тетя Илона поднялась печь пирог. Мама довязала шарфики и шапочки в подарок Бебе и Сусу. Набрала в саду прямо с дерева целую корзину черешни. Бедняжки никогда не ели такой, на ихнем парижском рынке намного хуже. В конце концов Яни-младший сел рядом с Ферко в удобный «мерседес», взятый напрокат в Будапеште, и проводил дядю до Хатвана. По дороге они остановились у ресторана, выпили по чашечке кофе. Ферко, взволнованный и растроганный, не мог оторвать глаз от племянника.

— Если бы ты знал, какой крохотный мальчик-с-пальчик ты был, когда я с тобой простился. И знал бы ты, как я тосковал все эти годы!

— Тосковал по Венгрии?

— Конечно. Я иногда и сейчас тоскую.

— А ты не думал вернуться?

— Нет, тогда пришлось бы тосковать Иветте. И для детей Париж — их родина. Все это ужасно. Настоящее сумасшествие, что весь мир вот так разорван на куски. Мне, чтобы выучиться любимому делу, пришлось эмигрировать, и шлагбаум за мною закрылся на долгие годы. А когда снова открылся, поздно было… Что бы такое тебе подарить?

Яни-младший засмеялся:

— Ты и так задарил меня.