— …Готовится наступление на партизан. Японские войска будут брошены в сопки. Выработан план захвата всей области и ликвидации партизанства.
В лице Штерна дрогнула усмешка. Голос иронически спокоен:
— Что вы говорите?! Серьезно?
— Вы не верите? Поверьте. Формируется особая горная дивизия.
Я могу вам рассказать ее устройство и цель. Я могу вам рассказать план наступления.
Оно начнется через две недели в районах Никольск-Уссурийска, Сучана и Спасска.
— ??!
— Я вижу, вы удивлены, что я выдаю вам наши тайны. Не удивляйтесь, господин Штерн — для нашего общего блага необходимо, чтобы я был откровенный. Господин Штерн! Выслушайте меня и поймите.
— Я вас слушаю.
— Я теперь сторонник той части японского общества, которая стоит против интервенции. Мы понимаем, что Колчак будет разбит. Он уже накануне падения. Рано или поздно на Дальнем Востоке будет советская власть. В интересах Японии жить с Россией в дружбе. Но… дипломатия — одно, а военное командование — другое. Среди военных, хотя и много наших сторонников, особенно среди моряков, но…
Изомэ разводит руками…
— К сожалению, в большинстве военная партия, во главе с генералом О-ой, стоит за интервенцию. Под ее давлением проводится и наступление в сопки. Это наступление очень тревожит нашу партию. Мы считаем, что оно сильно повредит в будущем нашим добрым отношениям. Вот почему я решился нарушить тайный приказ генерала О-ой и поговорить с вами откровенно.
Изомэ вздыхает.
В глазах Штерна задумчивость и назревшее недоумение.
— Какой же ваш вывод? Что вы можете предложить?
— Вы видите, господин Штерн, что я действую в нашу общую пользу. Я предлагаю вам прекратить враждебные действия против японских войск. Не сопротивляйтесь во время наступления. Сопротивление бесполезно. Распустите партизан или уйдите из населенных мест в тайгу. Военные действия повредят нашим отношениям в будущем.
— А не лучше ли вашей партии добиваться отмены наступления?
— Партия сейчас слаба. Военное командование оправдывает свои действия вашими нападениями и беспорядками в крае. Если же вы не будете проявлять враждебных действий, мы сумеем добиться отмены захвата края. Прекратите нападения и на белых. Колчак скоро падет, и мы сумеем передать вам власть и вывести свои войска.
— Уведите сначала войска, а власть мы возьмем сами.
— Я понимаю, но сейчас это невозможно… Послушайте меня, господин Штерн…
И уже ночь. Горит керосиновая лампа.
Опираясь на стол локтями, внимательно слушает Штерн хитроумного японского дипломата.
2. Всходы
— Как вы хотите, а я этому желторожему не верю, и баста… Снегуровский! Поддай пару!
— Ведро давай!
— Возьми у Шамова!
— Здесь, здесь… на!
— Ффффффшшшшшш, — белые клубы пара вырываются из каменки и жмутся под потолок.
— Еще поддай!
Ффффффшшшшшш, — верхняя половина бани исчезает в молоке.
Из белой пелены свисают вниз волосатые ноги. Тела не видно.
— Э-эээх! Здорово!.. Жжет! Грач яро хлещет веником по животу — та-а-а-к!.. Хорошо… А я все-таки не верю, товарищ Штерн, не верю. Хитрит, желтая собака.
— Я сам, товарищ Грач, не верю… то есть не верю в его искренность, но мне кажется… (Дай-ка мыло!..) мне кажется, что в его словах есть много справедливого…
Белая пена покрывает курчавые волосы.
— А я не понимаю, — Снегуровский, стоя посреди бани, растирает мочалой грудь, — я вот не понимаю… не могу догадаться, какая у него тайная цель… Шамов! потри-ка спину.
— Погоди, сейчас… Вфурррр! — Шамов тычется головой в шайку — ну, давай!
— Мне кажется подозрительным — продолжает Снегуровский — что Изомэ… (Повыше, повыше, между лопатками!)… усиленно рекомендует нам идти в тайгу.
— И мне тоже, — отвечает Штерн, — но вместе с тем он прав, что сопротивление бесполезно, то есть не то, что совсем бесполезно… Но наступление мы не остановим, а силы потерять можем, если примем бой по фронту, отстаивая деревни. Но почему это рекомендует Изомэ, я что-то не понимаю… Искренности его, я уже сказал, не верю.
— Во-во! — беснуется Грач, жестикулируя веником. — Что вы?.. Японцев не знаете? Да если японец что говорит, то все наоборот понимать надо. И по-моему тут просто: напугать япошка хочет… (Ааааа! сволочь! Шамов! дай, брат, другой веник)… Я и говорю… Они знают, что с нами нелегко справиться… Уже пробовали. Вот и хотят хитростью взять: авось, мы испугаемся, да пропустим их. А там они и укрепиться успеют. Нет!.. По-моему встретить их, биться… не пускать. Ну, отдадим несколько деревень… Зато они, как увидят, чего это стоит, то, глядишь, и побоятся поглубже-то нос всунуть. По-моему, товарищ Штерн, так.
— Нельзя.
— Да почему?
— А если мы в таких боях весь наш кадр потеряем… Тогда что? Ведь мы этим все движение погубим на долгое время. Нам ядро сохранить необходимо. Колчаку жить недолго осталось: советская армия подходит к Омску. Изомэ это подтверждает.
— Эх! Изоме-е-е!..
— Да мы это и без него знаем.
— Знаем-то знаем, да все-таки… Поддай-ка пару, Снегуровский.
— Да куда тебе, к дьяволу! И так кожа лезет.
— Вы мне скажите одно — говорит Шамов, опрокидывая на себя шайку — брррр, фуу, ааа!.. Вот зачем Изомэ откровенничал, если врать хотел.