Желтый дьявол. Том 2

— Дело! Над этим надо подумать.

— Вот, вот… План разработаем… А ты поговори с Ревкомом еще раз. Только осторожно… Не проговорись. Ты ведь горячка.

— Сделаем!

Замолчали.

Карандашвили задумался, опершись на свою кривую шашку, поглаживая седые усы.

2. Навстречу бегущим

Вокзал.

Длинный эшелон. Все теплушки… теплушки…

На перроне полно солдат. Большинство из них в английском обмундировании… Только погоны сорваны. Это бывшие кадровые части Колчака.

А вон и партизанский отряд. Партизаны одеты в полушубки, тужурки, дошки… На головах у них папахи и сибирские ушанки. Почти у каждого через плечо красная лента или бант.

Вот в стороне кучка командиров.

Разговаривают…

— Кто ими сейчас командует?

— Каппель. Их поэтому и каппелевцами зовут. Хотя это остатки всей колчаковской армии.

— Да что вы, не слышали, что ли? Каппель ведь умер под Тулуном.

— А-а-а!.. Тогда, наверно, Пепеляев.

— Нет! Было сведение, что Пепеляев болен тифом и лежит где-то в чешском санитарном поезде.

— Так кто же ими командует?

— Я знаю.

— Кто?

— Войцеховский.

— А-а-а-а!.. слышал.

— Как вы думаете, справимся мы с ними?

— Боюсь, что нет.

— Почему?

— Наши части немногочисленны. Это, во-первых. Во-вторых, неиспытанные… по крайней мере, кадровики… А, в-третьих, каппелевцы спасают свою шкуру: сдаться в плен они боятся… Сунуться им некуда… Приходится пробиваться… Поэтому они будут драться отчаянно.

— Ну, увидим.

— По ва-а-аго-о-онам! — несется крик, — сади-и-ись!

Солдаты, спеша и толкаясь, лезут в теплушки.

Поезд трогается… на запад.

Это из Иркутска отправляются революционные части навстречу остаткам армии Колчака, бегущим с фронта.

3. В котле

Голова, словно ртутью налитая. Виски гудят. Что-то тяжелое давит сверху на глазное яблоко.

Два дня не спал.

Работы уйма. Момент тяжелый, опасный, ответственный.

Целый день мечется между креслом своего кабинета и прямым проводом телеграфа.

Со всех сторон тянут, отовсюду требуют…

С фронта идут невеселые вести. Фронт требует поддержки. Чехи что-то опять начинают вести себя двусмысленно.

А тут в Иркутске, в городе, забитом попрятавшейся колчаковщиной, целая кипень с организацией тыла, с налаживанием продовольствия и прочее.

А времени мало: только 24 часа в сутки… Ээх.

— Товарищ Шамов! — говорит секретарь, — вы бы отдохнули немного. На вас лица нет.

— Некогда, товарищ, некогда… Мне нужно к прямому проводу. Возвращусь через полчаса.

Спешно сунув в портфель какие-то бумаги, Шамов стрелой летит из кабинета.

Словно угадал: навстречу по лестнице… курьер.

— Товарищ Шамов!.. К прямому проводу.

— Иду, иду…

— Иркутск точка Говорит Шамов.

— Зима точка Говорит Калашников.

— В чем дело?

— Фронт прорван точка Белым помогли чехи открыв у нас в тылу огонь точка Части отступают точка Отхожу к Иркутску точка Организуйте оборону.

Так. Началось.

В кабинете:

— Дррррр — телефон. Трубку к уху… В рупор:

— Алло!

— Кто говорит?

— Шамов!

— Товарищ Шамов! Говорит Чудновский. Сегодня утром около тюрьмы был устроен пожар. Очевидно, дело белогвардейцев. Полагаю, хотели в сумятице освободить Колчака. Организаций много. Одна уже нами раскрыта.

— Так. Товарищ Чудновский! К шести часам вечера будьте в Ревкоме… Заседание.

— Хорошо.

Дзинь.

Да. Несомненно. Узнали о поражении. Теперь закопошатся в городе. Будут пытаться освободить Колчака или даже устроить выступление. Армия отступает. Каппелевцы близко. Иркутск может пасть. Придется уйти в тайгу. Тогда…

Надо действовать.

— Товарищ секретарь! Известите товарищей… Сегодня в шесть чрезвычайное заседание… Быть всем непременно. Дайте карту…

— Товарищ Шамов! К вам Карандашвили.

— Ага!.. Зови.

Сначала кривая кавказская шашка… затем черная бурка и над ней седая голова.

— Пришел к тебе. Важный вопрос у меня.

— Говори.

— Долго вы будете возиться с Колчаком?

— Ну!

— Его нужно уничтожить… Партизаны волнуются.

— Было бы лучше отправить его в Москву на революционный суд, но…

— Я так и знал. С вами не сговоришься. Слушай, товарищ… Я, право слово, не стерплю… Дождетесь, что мы сами начнем действовать.

— Успокойся. Дурака не валяй. Теперь все равно делать нечего… Придется его судить здесь. Обстоятельства складываются так. Сегодня в шесть заседание… Будь.

4. Шепот тюремных стен

Там… за Ушаковкой… около Рабочей Слободки… огромное кирпичное здание. Толстые высокие стены ограды… решетки квадратных окон…

Тюрьма.

Наверху в одиночной камере стоит у окна развенчанный верховный правитель адмирал Колчак.

Руку — за борт сюртука…

Смотрит.

А по тюрьме сверху вниз и снизу вверх из камеры в камеру арестантским радио несется дробный прерывчатый стук.

Каменные уши кирпичом барабанных перепонок чутко слушают, как шепчут сенсационную новость беленой глиной каменные уста.

Тюрьма — чудовищный организм, где за толстыми оболочками клеток живут в протоплазме спертого воздуха бледно-синие волосатые ядра.

Мечутся ядра от стены к стене, от окна к глазку… бьют суставами костлявых пальцев по штукатурке стен.

Ноют стены шепотливым гудливым стуком…

Передают: приговорены смерти:

— Колчак.

— И Пепеляев.

— Расстрел завтра.

— Утром.

Слушают: приговорены смерти:

— Колчак.

— И Пепеляев. 

— Расстрел завтра.