Весь вечер говорили, естественно, о сексе. Но в таких выражениях, что лучше об этом не говорить. Единственно разумную мысль высказал Учитель. Он различил два уровня в сексе. Первый уровень охватывает все то, что связано с естественными половыми потребностями и их естественным удовлетворением. Второй уровень охватывает некоторые формы культуры, вырастающие на этой основе. В средние века это было рыцарским культом женщины. В восемнадцатом и девятнадцатом веках — любовный роман. Сейчас же это — гипертрофия техники половых сношений и половых извращений. Пожалуй, впервые в истории человечества секс стал служить деградации человечества. Скоро в коммунистических странах этот второй уровень секса тоже примут на вооружение. Это будет мощное средство отвлекать внимание людей от важных житейских проблем и манипулировать ими. Добронравов сказал, что у нас ничего из этого не выйдет, так как у нас харч и климат не те.
Голоса
Знаешь ли ты, что такое была штурмовая авиация?
Это когда за боевой вылет сто грамм давали. Потом стрелок достанет еще пол-литра. Потом механик еще достанет литр. Потом...
Потом снова боевой вылет. Выпивка, бабы, трипперы, мордобой и прочее — это шелуха. Штурмовая авиация — это боевой вылет. Полет на штурмовку вражеских объектов! Штурмовка! Тебе этого не понять.
Где мне понять?! Я кто? Мамин сынок. Гнилой интеллигент. Это вы там только и делали, что мчались в конные атаки и штурмовали объекты противника. И все время погибали.
Не только это. И погибали лишь раз. И почти сразу. Но мы и мчались, и штурмовали. Пикировали — штурмовики бомбили и стреляли с пикирования. Знаешь, это было здорово!
Что «здорово» — убивать?
Нет, пикировать, бомбить и стрелять. Мы же не видели людей в лицо.
И сколько раз у тебя было это «здорово»?
Тридцать раз.
Всего-то?
Это много, очень много. Обычно убивали в пределах десяти вылетов. Мне еще повезло. Я еще успел немного с бабами покрутить. И выпить порядочно.
А как ты погиб?
Не знаю. Меня просто вдруг не стало. На последнем заходе. Начал пикировать, прицелился. И вдруг меня почему-то не стало.
И как долго длились твои тридцать раз?
Полгода.
Мне тебя жаль. Это же мизер!
Что ты! Это очень много. За это время я успел даже в тылу побывать, за самолетами. И чуть было не женился. Смех!
Что смех — женился или чуть было не?
Вместе. Вкусная была баба. На продовольственном складе работала. Ох, и попили же мы с ребятами. Бродили, как тени зеленые. А ей зачем-то был нужен муж-фронтовик Кинули жребий, досталось мне.
А что же помешало твоему браку?
Договорились идти расписываться, а меня в этот день на гарнизонную губу посадили за драку. Вышел — договорились на другой день пойти. А с рассветом мы улетели.
Нехорошо обманывать женщин.
Я не обманывал. Случай такой вышел. А о ней не беспокойся. Она другого наверняка нашла. Работать на продскладе и не иметь мужа — это логически невозможно.
Логически? Откуда у тебя словечко такое?
А я ведь тоже начинал учиться на философском факультете. Смешно?
Еще как! Так что же такое штурмовая авиация?
Представь себе такую картину. Еще не рассвело, а мы уж на ногах и позавтракали. И построились идти на аэродром Аэродром — одно название, полянка в лесу. Чуть не рассчитал — и врезался в сосны. Затягиваешь потуже широкий офицерский ремень. Для нас это — вроде твоих джинсов. Престиж. И красиво. Позвякиваешь медалями и орденами. Это тоже приятно. И тоже красиво. Сдвигаешь подальше пистолет. Настоящий! На тонком ремешке болтается где-то по, коленками планшет с картой. Надеваешь белоснежный шелковый подшлемник, на него — шлемофон. Сапоги надраены до блеска. В общем, есть на что посмотреть. И ужасно приятно чувствовать себя таким.
И девчонки смотрят?
Как когда. Но и без них приятно. Нет, слово «приятно: здесь не подходит. Тут другое. Тут ожидание боя и готовность к бою. Знаешь, я ни разу не летал небритым с нечищеными сапогами и с грязным подворотничком и подшлемником. Бой — это одновременно праздник, жертвоприношение, казнь. Я имею в виду штурмовую авиацию конечно. Как у других, не знаю.
Других убивали голодными и в грязи.
Каждому свое. Мне их жаль. А что я мог сделать? Толь» то, что и сделал: погибнуть.
Сколько тебе было?
Двадцать. Извини, командир эскадрильи скомандовал по машинам. Через несколько минут вылет. На железнодорожный узел на сей раз. Там четыре зенитные батареи. И истребители. Прощай, друг! Держись!
Постой! Ты из пистолета-то стрелял когда-нибудь?
Ни разу. Но дело не в этом. Прощай!
Тоска о прошлом
Что вы затихли,
что потускнели, Песни, которые
раньше мы пели?! Мы слышим отныне
то крики, то стоны. Нам что-то невнятно
шипят в микрофоны. Нам что-то истошно
вопят-завывают. Чего они просят?
К чему призывают? Ни к черту, ни к Богу,
ни к стройке, ни к бою. Они наполняются
сами собою. Как будто отважно
ломают тесноты, А верить нельзя им
на сотую ноты. Их слушать —
за вас нестерпимо обидно,
Но к вам возвращаться —
и больно, и стыдно.
Наставления Мудреца
— Я давно к вам присматриваюсь, — сказал Мудрец.