— Скорее всего, нет. Во всяком случае, документально подтвержденных не было.
— Почему?
— Он держал инициативу в своих руках и сам все время уничтожал возможных покушенцев.
— А те, кого он не знал? Очевидцы рассказывают, что он приезжал в ИКП без охраны не раз.
— А кто он тогда был? Те, кого он не знал в качестве потенциальных покушенцев, сами не знали еще, что он такое. А когда сообразили, до него добраться могли только те, кого он знал в качестве потенциальных покушенцев. В общем, это — сложный вопрос. Сам по себе его не Решишь. Нужно в общем контексте истории. Ко всему прочему тут есть еще одно обстоятельство, которое нам не понять.
— Какое?
— Принадлежность к тому времени, к эпохе. Вот ты, например, почему до сих пор не шлепнул ни одного из нынешних наших руководителей? А ведь они заслуживают это не Меньше, чем Сталин!
— Это не так-то просто. Да и что от этого изменит Разве что еще хуже будет.
— А ты думаешь, мальчики тех времен не могли расе дать так же?
— А идея возмездия?
— Возмездие несет только беспощадная историческая оценка. Остальное — ерунда. Впрочем, есть еще очень мощное средство: смех. Но, увы, мстители не способны смеяться.
О национальных традициях
Чтобы отвлечься от тоски,
Обычай есть старинный русский.
Объединяйте пятаки!
И обойдемся без закуски!
Вольем одну. И повторим.
И по другой немедля вдарим.
Друг другу души растворим,
Потом набьем друг другу хари.
А утром, ощутив едва,
Что в теле жизнь еще теплится,
Да возвратимся мы, братва,
К истокам жизни — похмелиться.
И, позабывши про тоску
И помня лишь обычай русский,
Упьемся в стельку иль в доску,
Конечно, снова без закуски.
Страх объединения
— Наша партия ничего так не боится, как всякого рода группировок, — сказал Глеб. — Почему? Да потому, что она чует, к чему это может привести. Ведь сама партия возникла как оппозиционная группка. И даже перед революцией она была еще весьма немногочисленной. А что натворила. В наше время, конечно, никакая группа и даже партия не сможет осуществить новый переворот. Но беспорядки посеять и основательно попортить Им нервы может даже маленькая группка. Ты представить себе не можешь, что начало твориться вокруг нас, когда мы заявили о своем существовании, — мы же отпечатали наш сборник в десяти экземплярах, первый экземпляр отослали в ЦК. Занималась нами целая оперативная группа во главе с генералом! Пока не разыскали все десять экземпляров и черновики, за нами буквально в туалет ходили.
— Зачем же вы в ЦК послали? — спросил МНС. — Надо было в «самиздат» или «тамиздат» пустить.
— Это сейчас легко так советовать. А тогда мы были честными коммунистами, посты занимали, надеялись внутри партии обсудить важнейшие проблемы нашей жизни. Я и сейчас не считаю себя диссидентом и не хочу быть им. И если бы мне дали хоть малейшую возможность работать в том направлении, как я хотел, в рамках партийного руководства, я бы снова с головой окунулся в это дело.
— Не дадут.
— Конечно не дадут. А другого пути все равно нет. Я на сто процентов убежден в том, что прогресс нашего общества возможен только как прогресс руководства общества. До тех пор, пока в высшее руководство не будут выходить более молодые (от сорока до пятидесяти), образованные, способные и инициативные люди, никаких серьезных перемен к лучшему у нас не будет.
— В таком случае их вообще не будет.
— Похоже на то. Но не хочется так думать.
— Почему все-таки Хрущева скинули?
— То, что его скинули в зените власти, тоже говорит в его пользу: его не боялись. А попробуй, скинь «добренького» Брежнева, который уже пять лет в состоянии маразма пребывает! Те, кто скинул Хрущева, оправдываются тем, что он их измотал нелепыми и неожиданными проектами, дорогостоящими авантюрами. А назови-ка хотя бы один его авантюрный проект, который они сами не взяли бы на вооружение! Дело не в этом. К концу он начал все более склоняться к решительной перестройке аппарата управления и всего хозяйства. На нашу группку накинулись так зверски еще и потому, что это напоминало хрущевские проекты. Они, кто скидывал Хрущева, испугались за свою шкуру, за свои места и перспективы. А когда Хрущев стал поговаривать о перестройке КГБ, он сам подписал себе приговор.
— Странно, такой опытный политикан, а попался на пустяках.
— Это не пустяки. Он, конечно, был прожженный интриган. Но это у него сочеталось с поразительной наивностью. Потом, он не сумел аппарат своей личной власти заложить на аппарат партийной бюрократии так, чтобы подчинить себе последний. Впрочем, это и не могло произойти. Почему? А ты можешь представить меня, допустим, в роли Секретаря ЦК КПСС? Мы (а я входил в аппарат личной власти Хрущева) были слишком интеллигентными и даже слишком светскими для этого.
Мечта Добронравова