Он пробыл в усадьбе дольше, чем предполагал, и в последние дни пребывания очень выгодно сдал в аренду землю, пользуясь тем, что на нее претендовали два соседа, владевшие большими стадами. Он чувствовал, что оставляет Сазерлей в полном порядке. Перед самым его отъездом Анна перешла жить из своей комнаты в другую, находящуюся возле апартаментов Кэтрин. Восточную часть дома и Длинную галерею закрыли.
Вернувшись в Оксфорд, Кристофер сразу же с головой ушел в учебу. Жизнь там удовлетворяла его во всех отношениях. Как раз открылась новая кофейня, и в свободное время юноша любил посидеть там в компании умных собеседников, попивая кофе и покуривая трубку. Временами на улице или во время вечеринки его внимание привлекала какая-нибудь симпатичная женская мордашка, но он был слишком перегружен работой, чтобы давать волю своим инстинктам. Университет таил в себе всякие чудеса, в которых Кристоферу еще предстояло разобраться. Его особенно интересовала планета Сатурн, и, рассматривая ее в телескоп, сделанный по его собственному проекту, он собрал о ней немало новых данных.
Однако ему вновь пришлось прервать занятия после того, как заболел его отец Дин Рен. Он поехал домой и пробыл там неделю. К этому времени отец оправился от болезни. Во время пребывания дома Кристофер рассказал сестре и ее мужу о своем посещении Сазерлея и о трагических событиях, произошедших там.
— Я напишу письмо миссис Паллистер, — сказала Сюзанна, исполненная сострадания, — и выражу ей наши соболезнования. Я уже и раньше собиралась начать писать ей письма вместо отца, который стал плохо видеть.
Она сдержала свое слово. Ее интересные письма весьма подбадривали Анну, а Джулия узнавала из них об успехах Кристофера, о которых сам он никогда ей не рассказывал.
Прошло несколько месяцев с тех пор, как Кристофер уехал из Сазерлея. Однажды он получил от Джулии письмо, в котором она писала, что Майкл наконец дал о себе знать. Послание доставил в усадьбу слуга одного купца, который виделся с братом Джулии в Париже.
Письмо было выдержано в грустных тонах, ибо Майкл уже знал о смерти отца от одного кавалера, недавно бежавшего во Францию от преследований сторонников парламента. Майкл писал, что хотел бы в это трудное время находиться в Сазерлее вместе со своими родными, разделяя с ними это горе. О себе он почти ничего не сообщал, слишком обеспокоенный судьбой семьи, но между строк можно было догадаться, что жизнь у него тоже не сладкая, да и королю не очень-то везет в изгнании. Майкл объяснял, что обстановка во Франции весьма неспокойная из-за борьбы за власть, которую ведут аристократы с королем Людовиком XIV. Народ же от этого только страдает. Майкл не давал адреса, обещая сообщить его позднее. Заканчивая свое письмо, Джулия обещала Кристоферу держать его в курсе событий и обязательно написать, если ей станет что-то еще известно о брате.
В Сазерлее Анна несколько раз прочитала послание сына вслух, обсудив его содержание с Кэтрин и Джулией. Они вчитывались в каждое предложение и гадали, что может значить то или иное слово. Мэри страшно обрадовалась тому, что Майкл передавал ей привет наряду со своими родными. Может быть, он часто думает о ней в изгнании, вспоминает ее, те поцелуи, которыми они обменялись, их страстные объятия. Со временем она напишет ему. Посылка письма в Англии стоила недешево, а за границу — еще дороже. Однако Мэри копила деньги, которые зарабатывала как портниха. Она шила платья служанкам — шерстяные зимой и хлопковые летом.
Мэри успешно училась чтению и письму и уже могла вкратце описать события, во время которых она и ее дяди были вовлечены в заговор. Джулия рассказала ей о женщине в Оксфорде, которая тоже побывала в петле, но не потеряла голос. Это испугало Мэри, так как ей показалось, что Паллистеры устали от ее молчания и подозревают ее в чем-то нехорошем. Но она ошибалась. Анна заметила, что той женщине просто очень повезло. Больше об этом уже не вспоминали.
Живя лишь тайным ожиданием возвращения Майкла, Мэри старалась по мере сил развеять грусть, которой порой была охвачена Анна. Добрая от природы, девушка готова была на все ради семьи Майкла. Она играла на флейте народные мелодии, которые так любила Кэтрин. Мэри и не подозревала, что обладает настоящим музыкальным талантом.
Кэтрин думала о том, что девушка, наверное, хорошо пела до того, как попала на виселицу. Однажды днем Мэри открыла рот, желая исполнить песню, мелодию которой она играла. Пения не получилось, но она стала произносить одно слово за другим. Голос звучал хрипло, но слова слышались отчетливо. В течение последних месяцев она и не пыталась заговорить, опасаясь новых разочарований. Теперь же девушка страшно удивилась и замерла на месте.
— Я говорю! — воскликнула она вне себя от удивления. — Вы слышите меня, госпожа Кэтрин?
— Конечно, слышу, — Кэтрин радостно улыбалась и кивала головой.
— Я не онемела навеки! — лицо девушки озарилось радостью.
— Не напрягай голос, я тебя хорошо слышу, — сказала ей Кэтрин и указала на стул, стоящий возле ее кресла.