— Ты дважды свернул с правильной дорожки на неправильную, хотя у тебя и не было нужды делать это. В любом случае, я так и знала, что ты выкинешь этот трюк.
Он улыбнулся ей:
— Как же хорошо ты знаешь меня.
— Лучше, чем кто-то другой в этом мире! — она хотела добавить: это оттого, что она любит его больше всех на свете, но время для таких заявлений еще не настало. Она махала ему вслед желтым носовым платком, пока всадник не скрылся из виду. Затем она аккуратно сложила платок, отнесла его в свою комнату и положила на комод. Она будет хранить его вечно вместе с кукольным домиком.
Один теплый летний день сменялся другим. Сено в этом году начали косить раньше, чем обычно, и вскоре в полях уже стояли высокие золотистые стога. Джулия перестала заниматься с учителем. В шестнадцать лет ее образование закончилось.
Джулия стала проявлять интерес к саду после своих успехов в вышивании. Ей стало казаться, что выращивание цветов чем-то сродни рукоделию. Старый садовник только радовался тому, что Джулия решила заниматься садоводством. У него и так хватало забот, а у нее, после того как она закончила свои занятия, свободного времени было в избытке. Несколько запущенный сад вновь стал ухоженным после того, как им занялась Джулия. Ни один из цветов не возвышался над другими, сорняки исчезли, а старые растения были заменены новыми черенками. Джулия привела в порядок и дорожки, пройдясь граблями по гравию.
Анна радовалась обновленному виду сада. Хотя она и любила цветы, ухаживать за ними не умела. Однако самое большое удовольствие сад доставил Кэтрин, ибо она могла смотреть на него из окна. Теперь он стал таким же, как в прежние времена. Она кивала головой и махала рукой внучке, которая в шутку напускала на себя гордый и самодовольный вид.
На полях благополучно собрали богатый урожай. Однажды теплым днем в сад, где Джулия занималась прополкой, прибежала служанка.
— Мисс Джулия! У нас гость, а миссис Паллистер еще не вернулась из Чичестера!
Джулия села на корточки и поправила волосы, которые падали ей на глаза.
— Кто это? — она заметила тревожное выражение на лице женщины. — Что случилось?
— Ничего не случилось, но этот гость — такой пуританин сурового вида. Он сказал, что его зовут мистер Мейкпис Уокер.
Джулия забеспокоилась. Этот человек прибыл неспроста. Неужели на Сазерлей наложили новый штраф? И так их уже дважды штрафовали после смерти отца, и Джулия не думала, что мать сможет заплатить еще раз. Она встала, сняла перчатки и бросила их в ящик с садовыми инструментами.
— Где он?
— Я проводила его в Королевскую гостиную.
Джулия пошла к дому. Грум уже увел лошадь гостя. Значит, он прибыл сюда не только для того, чтобы вручить какой-нибудь официальный документ, как случалось раньше. Она прошла через залитый солнцем зал и оказалась в гостиной. В ней никого не было. Очевидно, другая служанка имела глупость проводить его наверх к Кэтрин и потревожить ее послеобеденный сон.
Девушка вернулась в зал и уже хотела подниматься по лестнице, когда услышала шаги в Большом зале, двери которого были открыты. Она быстро пошла туда и остановилась на пороге. Незнакомец, полный пожилой человек внушительной внешности, трогал руками великолепный резной шкаф, стоявший у стены. Этот шкаф нравился многим, но никто еще, за исключением обитателей дома, не смел открывать его дверцы и заглядывать внутрь, где имелось еще полдюжины маленьких дверей. Она удивилась наглости этого человека, открывшего шкаф.
— Что вы делаете, сэр? — обратилась она к нему.
Он отвечал ей, не поворачивая головы:
— Осматриваю мебель в доме, который скоро станет моим.
У нее чуть было не подкосились колени.
— Что вы сказали?
— Я уверен, что вы меня слышали, — он закрыл шкаф и стал трогать гобелен, на котором был изображен Давид, поражающий Голиафа. — Прекрасный гобелен. Французская работа, не так ли?
Больше переносить это она уже не могла. Подбежав к длинному столу, она схватила тяжелый подсвечник и изо всех сил ударила им по дубовому дереву. Громкое эхо от удара достигло потолка.
— Убирайтесь отсюда или я прикажу, чтобы вас вышвырнули за ворота!
Тогда он повернулся к ней. Она увидела выражение глубочайшего презрения на его массивном лице с квадратной челюстью. На вид ему за сорок, в его каштановых волосах не было седины, но они явно редели, начиная ото лба, так что он зачесывал их на пробор. Сзади они достигали плеч. У него был большой нос, напоминающий клюв, мясистые губы, а кожа бледная, как будто он проводил мало времени на свежем воздухе. Таких глаз, как у этого человека, Джулия еще никогда не видела: круглые и прозрачные, как у селедки, и такие же холодные.
— Я не привык к грубости и не потерплю ее ни от кого, — сказал он загробным голосом, — а тем более от какой-то девчонки, которую следует научить хорошим манерам.
— Да как вы смеете! — она уперла руки в бока. — В отсутствие моей матери я представляю ее здесь. Я Джулия Паллистер, дочь покойного полковника Роберта Паллистера, который отдал свою жизнь за короля. Скажите, какое право вы имеете вторгаться сюда и заявлять такие дикие вещи?!