Жена башмачника

Мой дорогой брат,

Сегодня утром я отслужил мессу за твое здравие.

После долгих поисков наши молитвы были услышаны.

Я нашел нашу мать. Она в полной безопасности, но, боюсь, она сломлена долгими годами, проведенными в монастыре, и находится в ужасном состоянии. Она бы хотела повидать тебя – так же, как и я. Вероятно, можно организовать твой приезд?

С любовью, Э.

Сначала Чиро не сказал Энце про письмо. Просто носил его в кармане и перечитывал украдкой, будто там была строчка, которая помогла бы ему изменить решение. Он испытал огромное облегчение, узнав, что мать жива, но, как только это чувство утихло, как утихают набегающие на берег озера Лонгийр волны, вернулась боль и его сердце наполнилось еще более глубоким и острым сожалением. Он хотел бы затаить на Катерину гнев, отказаться от нее, как когда-то отказалась от него она. Но в его сердце гнева не было ни капли. Он любил Катерину и хотел снова увидеть ее. Он нуждался в матери больше, чем когда-либо.

И наконец Чиро согласился отправиться домой, в Италию. Перед смертью он хотел снова увидеть семью.

Когда он сообщил Энце, что принял решение, она пылко обняла его.

– Помнишь акции Берт-Селлерс? Ты не хотел взять из них ни цента. Но я сберегла деньги. Путь домой оплатит твой отец.

Чиро мужественно встречал любые новости, касавшиеся его здоровья. Но мысль, что его отец, который умер таким молодым и не смог обеспечить своих близких, фактически оплатит воссоединение жены и сыновей, была почти невыносимой.

– Ты тогда сказал мне, чтобы я потратила эти деньги на шляпки, но я, к счастью, к ним равнодушна.

В полдень Энца стояла на почте и диктовала телеграмму для Лауры Х. Чапин, Парк-авеню, 256, Нью-Йорк.

Забронировали билет в оба конца в Италию для Чиро. Подробности письмом. Привезу его в Нью-Йорк, чтобы проводить. Мы можем остановиться у тебя?

Поезд «Миннеаполис – Нью-Йорк» мчался сквозь ночь. Ладзари сидели в салоне поезда. Энца читала «Шейха» Эдит Халл[95], Чиро курил сигарету и наблюдал, как глаза жены перебегают со строчки на строчку.

Паппина и Луиджи взяли Антонио к себе до возвращения Энцы домой. Душа ее была спокойна – Энца знала, что сын будет счастлив с друзьями, которые стали для него почти что братьями.

Энца, не отрывая глаз от страницы, поплотнее запахнула синюю шерстяную шаль. Чиро нравилось наблюдать за Энцей, когда та читала. Казалось, что она полностью поглощена книгой, а внешний мир перестает для нее существовать.

– Ты на меня глазеешь, – сказала Энца, не поднимая взгляд.

– Скажи, когда ты читаешь, ты представляешь Рудольфа Валентино?

– Нет.

– Джона Гилберта?[96]

– Нет.

– А тогда кого?

Энца отложила книгу:

– Если тебе так необходимо знать, то, читая про красивого мужчину, я представляю тебя.

– Тогда почему бы тебе не бросить читать и не отправиться со мной в купе?

Чиро тихо закрыл дверь и присоединился к Энце на полке. Благоговение их первой брачной ночи давно ушло, оно было вытеснено близостью, пришедшей с годами. Они знали друг о друге все, и каждая раскрытая за это время тайна только приближала их друг к другу.

Целуя жену, Чиро вспомнил, как они ехали из Нью-Йорка на поезде сразу после свадьбы, и это воспоминание на какое-то мгновение вернуло спокойствие его душе – впервые с тех пор, как он покинул больницу. Но тут же напомнила о себе тупая боль в желудке, а вместе с ней пришло чувство обреченности. Но Чиро решительно отодвинул и боль, и обреченность, он целовал жену и любил ее, как много лет назад.

5

Конная повозка

Un Giro in Carrozza

Колин Чапин встретил Чиро и Энцу на платформе Центрального вокзала. Его волосы совсем поседели, костюмы он носил теперь с Сэвил-роу[97], но улыбка была открытой, как всегда. Он весь был словно высечен из цельного белого камня. Колин стал генеральным директором Метрополитен-опера и занимался ангажементами солистов и прибыльными совместными проектами с оперными компаниями по всему миру. Колин и Лаура были на вершине нью-йоркского общества, но Энца не догадалась бы об этом, когда бросилась обнимать Чапина на вокзале. Для нее он по-прежнему был простым бухгалтером, как при первой встрече.

Колин взял их сумки и отвел гостей к своему автомобилю, роскошному, сделанному на заказ «паккарду», темно-синему с бордовым. Автомобиль свернул на Пятую авеню, затем – на Семьдесят девятую улицу, и Энца увидела Лауру, которая ждала их на ступеньках величественного жилого дома. Колин подкатил к подъезду, Энца выскочила из машины и бросилась к лучшей подруге.

– Осень в Нью-Йорке, – сказала Лаура.