— Запомни, Тания, — напоминаю. — Ты всегда сможешь выйти из кладовки, скинув с полки книгу. На кухне я оставила тебе воды в тарелке. И еще орешки. Если что, спрячь их повыше, чтобы крысы не съели. В общем, до прихода дракона как-нибудь протянешь.
— О, госпожа! Прошу, не оставляйте меня! — стенает она, будто я на смертном одре лежу или уже померла.
— Ой, все! — закатываю глаза. — Давай без похоронного плача!
Дверь, отделяющая кладовку от кухни, закрывается, как по таймеру, тем самым давая сигнал действовать. Начинаю опускаться в погреб по лестнице. Свеча и огниво — в кармане, кувшин — в свободной руке.
Оказавшись внизу, аккуратно ставлю кувшин к стене на утрамбованном земляном полу.
Принимаюсь развязывать первый мешок, замотанный наспех у горлышка. Какое счастье, что не надо ковыряться с узлами! Может, успею набрать продуктов, до того, как крышка автоматически захлопнется.
Внутри нахожу картошку. Набираю ее в пригоршнями. Следующей находкой оказывается морковь, а потом наступает очередь лука.
Когда поднимаюсь наружу с быстро бьющимся сердцем, победно шмякаю на каменные плиты мешок, на одну пятую заполненный овощами.
Еще бы понять, где ледник, — и вообще красота!
— Ох, госпожа! Больше не мучайте меня! — умоляет белка. — Я так волновалась… Ой. Что вы задумали? Только не это! Куда вы идете?
Спускаюсь по лестнице за кувшином. Не оставлять же хорошую посуду в погребе! Хватаю кувшин и лезу наверх. Когда я оказываюсь снаружи, успеваю обрадоваться, что на сей раз обошлось без сложностей.
И тут же пол начинает вибрировать. Едва успеваю выдернуть чугунную кочергу, чтобы не испортить механизм, как крышка люка стремительно опускается.
Стою, едва дыша. Не знаю даже, что и думать. Это случайное совпадение, что люк закрылся, как только я вышла? Или это замок меня на сей раз милосердно пощадил?
Тании определенно милее второй вариант.
— Госпожа, Проклятый Замок к вам расположен! Видите? Видите?
Чувствую себя очень неуютно, но все же беру грязную банку, закручиваю на ней крышку и на всякий случай говорю немного одеревеневшим голосом:
— Что же. Спасибо замку за его расположение. И за то, что сегодня у нас на обед будет жареный картофель с луком!
Кручусь перед полкой с темными бутылями. Судя по консистенции, внутри каждой — растительное масло. Придирчиво выбираю, которое взять, поэтому не сразу осознаю, что в воздухе повисло неожиданное молчание.
— Вы намекаете на мою бесполезность, леди Виола? — обиженно произносит белка после недолгой паузы. — Да, я не могу резать картошку. У меня нет рук, но это не по моей вине.
— У меня-то руки есть, — посмеиваюсь и решаюсь использовать бутыль с, кажется, подсолнечным маслом. — Так в чем проблема?
— Госпожа, вам нельзя брать в руки нож! — вдруг ужасается Тания. — Ваши руки и нож — понятия несовместимые!
— Это еще что за новости? Почему мы несовместимы?
Глава 22
— Вы… Так бывает, госпожа. Вы просто не созданы друг для друга. Последний раз вы осмелились взять в руки нож четыре года назад. Вы так сильно порезались, что пришлось звать целителей.
Недоверчиво смотрю на белку, которая сидит передо мной на столе и тревожно заглядывает в глаза. Она точно не придумывает? Неужели кто-то может быть настолько неловким?
В конце концов, пожимаю плечами и машу рукой:
— Считай, это было в прошлой жизни. В новой я буду гораздо проворнее.
— О, госпожа! Нам рано умирать! Пожалуйста, осторожнее, иначе… — затягивает Тания свою песню.
Под ее причитания чистка картошки не задается. Выбранные корнеплоды я уже успела помыть в бадейке и разложила на столе. Теперь смотрю на плод, зажатый в руке, и никак не пойму, что меня смущает. Заунывная тирада все время сбивает мои мысли, как шары — кегли.
Приходится, девчушку, как радио, переключить на нужную волну:
— Я вот смотрю на тебя, Тания, и понимаю, что ты девушка видная. От женихов скоро отбоя не будет!
— Куда мне мечтать о женихах? — скромно лопочет она, прижимая лапки к мордочке. — Приданого, вон, еще не заработала…
— Приданое — дело наживное. Сколько у тебя есть, и сколько еще надо?
— Пол сундука осталось. А пол сундука уже набрала, — с гордостью говорит, а в глазках-пуговках появляется мечтательное выражение. — Скатерти сама вышивала красными нитями, полотенца тоже. Все красивенькое, нарядное, шовчик к шовчику.
— А на примете у тебя кто-нибудь есть?
— Ох, леди Виола. Я девушка скромная…
— Как его зовут-то хоть? — картошку верчу в руках, и вдруг понимаю, что меня смущает.
— Михал его зовут… — начинает белка.
Пока слушаю про сына кузнеца из соседней деревни, сильного, смелого, пригожего, подхожу к окну и подставляю свету клубень. Рассматриваю желтую шкурку с подозрительным зеленым оттенком.
На свету становится очевидно. Картошка зеленая. Вот съела бы такую картошку — и мне кранты.
Хотя… два килограмма зеленой картошки я бы не осилила. Поэтому были бы не кранты, а так, по мелочи. Головная боль, диарея и рвота.
— В общем, осталось пол сундука дособирать… — заключает Тания.