Спускаясь по восточному коридору, я вижу, что у входа на лестницу болтается Рой. Он замирает, увидев меня, и только собирается что-то спросить, как я слышу голос Кэтрин:
– Ребята, что тут происходит? – Она проносится мимо нас и пытается открыть дверь на лестницу. – Эй, Рой, почему никто открыть не может?
– Хм, ну, мисс Мид,– Рой бросает на меня взгляд, – у нас там небольшая проблема, ну…
– Все в порядке, Рой, – говорю я. – Пойдем, Кэтрин. Рой, ты останешься тут, ладно?
Он кивает и пропускает нас на лестницу. Когда мы входим внутрь, я слышу, как Роберто говорит:
– Послушай, мне не нравится, что ты сидишь тут и рассказываешь мне научно-фантастические истории. Если бы мне нужна была научная фантастика, я обратился бы к Амелии.
Он сидит на последней ступеньке и, когда мы начинаем спускаться, поворачивается посмотреть. Кто там.
– Привет, Роберто, – тихо говорю я.
– Боже мой. Боже мой,– повторяет Кэтрин.
Роберто встает и теряет равновесие. Мэтт подхватывает его. Я смотрю на клетку, и вот он я. Сижу на полу, на мне белая рубашка, штаны цвета хаки, прижал колени к груди, очевидно голодный и промерзший. Рядом с клеткой стоит чашка кофе. Роберто, Мэтт и Кэтрин молча смотрят на нас.
– Ты откуда? – спрашиваю я.
– Август две тысячи шестого.
Беру кофе, держу на уровне подбородка, вставляю через прутья трубочку. Он пьет.
– Хочешь булочку? Он хочет.
Разламываю ее на три части и проталкиваю одну. Мне кажется, что я в зоопарке.
– Ты ранен, – говорю я.
– Ударился головой обо что-то.
– Сколько еще пробудешь?
– С полчаса или около того. – Он указывает на Роберто. – Видите?
– Что происходит? – спрашивает Кэтрин.
– Хочешь объяснить? – спрашиваю я у себя.
– Я устал. Начинай.
И я объясняю. Объясняю свои перемещения во времени, практическую и генетическую сторону вопроса. Объясняю, что на самом деле это что-то вроде болезни и я это не контролирую. Объясняю про Кендрика, про Клэр, как мы встретились впервые и как встретились снова. Объясняю про обыкновенные петли, квантовые механизмы, фотоны и скорость света. Объясняю, каково это – чувствовать себя вне временных ограничений, которым подвержено большинство людей. Объясняю про ложь, воровство, страх; про попытки вернуться к нормальной жизни.
– А часть нормальной жизни – это нормальная работа, – говорю я в заключение.
– Я бы эту работу нормальной не назвала, – говорит Кэтрин.
– Я бы не назвал это нормальной жизнью, – говорит сидящий в клетке.
Смотрю на Роберто, он сидит на лестнице, облокотившись головой о стену. Он выглядит измотанным и задумчивым.
– Итак,– спрашиваю я.– Вы меня уволите?
– Нет,– вздыхает Роберто,– нет, Генри, я тебя не уволю. – Он осторожно встает, отряхивает спину пальто рукой. – Но я не понимаю, почему ты не рассказал мне это гораздо раньше.
– Вы бы мне не поверили,– отвечаю я из клетки. – Вы не поверили даже сейчас, пока не увидели.
– Ну да… – начинает Роберто, но следующие его слова тонут в странном звуке, который иногда сопровождает мои появления и исчезновения.
Я поворачиваюсь и вижу груду одежды на полу в клетке. Позже я вернусь сюда и выловлю их вешалкой. Поворачиваюсь к Мэтту, Роберто и Кэтрин. Они в оцепенении.
– Господи, – говорит Кэтрин. – Это все равно что работать с Кларком Кентом.
– А я чувствую себя Джимми Олсеном,– говорит Мэтт.– Фу.
– Значит, ты – Лоис Лейн, – поддразнивает Роберто Кэтрин.
– Нет-нет, Лоис Лейн – это Клэр, – парирует она.
– Но Лоис Лейн, – возражает Мэтт, – не знала, что Кларк Кент – Супермен, а Клэр…
– Без Клэр я бы уже давно сдался, – говорю я. – Никогда не понимал, почему Кларк Кент постоянно следил за Лоис Лейн в темноте.
– Ну как же, ведь так эта история становится лучше, – говорит Мэтт.
– Правда? Не знаю.
ГЕНРИ: Сижу в кабинете Кендрика и слушаю, как он пытается объяснить, почему это не получится. Снаружи – жуткая духота, яростная парилка, высушивающая до смерти. Здесь довольно прохладно из-за кондиционера, и я сижу сгорбившись, весь в мурашках. Мы расположились друг напротив друга на стульях, как обычно. На столе полная окурков пепельница. Кендрик постоянно прикуривает новую сигарету от предыдущей. Мы сидим с выключенным светом, воздух тяжелый от дыма и холода. Хочу пить. Хочу кричать. Хочу, чтобы Кендрик перестал говорить и дал мне возможность задать вопрос. Хочу встать и выйти. Но вместо этого сижу и слушаю.
Когда Кендрик прекращает разговаривать, внезапно становятся слышны долетающие снаружи звуки.
– Генри? Вы меня слышали?
Выпрямляю спину и смотрю на него, как ученик, пойманный за дремотой на уроке. – Что? Нет.
– Я спросил, вы поняли? Почему это не получится?
– Что? Да. – Стараюсь собраться с мыслями. – Это не получится, потому что у меня хреновая иммунная система. И потому что я старый. И потому что слишком много генов задействовано.
– Правильно, – вздыхает Кендрик и тушит окурок в пепельнице, уже полной до краев. – Мне жаль.