Жена путешественника во времени

– Не знаю,– качает головой Генри.– Возможно, то, что мы думали, и правда… случится. Но если случится это… я не могу оставить Альбу, не попытавшись… О Клэр, просто позволь мне это сделать для нее! Может, это не сработает, может, она никогда этим не воспользуется – может, ей понравится перемещаться во времени, может, она никогда не потеряется, не будет голодать, ее не будут арестовывать, преследовать, насиловать, избивать, но что, если ей это не понравится? Что, если она захочет быть нормальным ребенком? Клэр? О Клэр, не плачь…

Но я не могу остановиться, я стою и рыдаю в желтый резиновый фартук, и наконец Генри поднимается и обнимает меня.

– Клэр, это не значит, что это обязательно случится, – тихо говорит он. – Просто я хочу подстраховать ее. – Я чувствую его ребра через футболку. – Ты позволишь мне хоть это ей оставить?

Киваю, Генри целует меня в лоб.

– Спасибо, – говорит он, и я снова начинаю плакать.

27 ОКТЯБРЯ 1984 ГОДА, СУББОТА

(ГЕНРИ 43, КЛЭР 13)

ГЕНРИ: Теперь я знаю, какой будет конец.

Я окажусь в долине ранним осенним утром. Будет облачно и прохладно, на мне – черное шерстяное пальто, ботинки и перчатки. Это день, которого нет в списке. Клэр будет спать в своей теплой двухъярусной кровати. Ей – тринадцать лет.

Вдалеке выстрел рассечет сухой холодный воздух. Это сезон охоты на оленей. Где-то там люди в ярко-оранжевых костюмах будут сидеть, ждать, стрелять. Позднее станут пить пиво и есть сандвичи, которые им дали с собой жены.

Поднимется ветер, пробежит через фруктовый сад, срывая ненужные листья с яблонь. Резко захлопнется задняя дверь Медоуларк-Хауза, и появятся две крошечные фигурки в светящихся оранжевых костюмах с одинаковыми ружьями. Они подойдут ко мне, к поляне. Это Филип и Марк. Меня не увидят, потому что я прижмусь к высокой траве, в темноте, неподвижное пятно на фоне бежевого и жухлого зеленого цветов. Где-то в двадцати ярдах от меня Филип и Марк свернут с дорожки и пойдут к лесу.

Остановятся и прислушаются. И услышат прежде, чем я: шорох, шатание, что-то большое и неуклюжее, белое – может, хвост? И оно пойдет ко мне, к лугу, Марк поднимет ружье, тщательно прицелится, нажмет на курок, и…

Будет выстрел, вопль, человеческий вопль. И пауза. И потом: «Клэр! Клэр!» И больше ничего.

Я секунду посижу, не думая, не дыша. Филип побежит туда, и я побегу, и Марк, и все мы столкнемся у одной точки.

Но там ничего не будет. Кровь на земле, блестящая и густая. Прижатая сухая трава. Мы будем смотреть друг на друга над лужей крови. Мы еще не знакомы.

В своей постели Клэр услышит крик. Она услышит, как кто-то зовет ее, сядет, сердце будет часто биться в груди. Побежит вниз, за дверь, на поляну, в одной ночной рубашке. Увидит нас троих, замрет, ничего не понимая. За спинами ее отца и брата я прижму палец к губам. Когда Филип пойдет к ней, я повернусь, уйду в безопасность фруктового сада и буду смотреть, как она дрожит в объятиях отца, а Марк будет стоять рядом, нетерпеливый и озадаченный, с гордой мальчишеской щетиной на щеках, и смотреть на меня, как будто пытаясь вспомнить.

И Клэр посмотрит на меня, я помашу ей рукой, и она уйдет с отцом домой, и помашет рукой в ответ, худенькая, в развевающейся ночной рубашке, как ангел, и будет становиться все меньше и меньше, исчезая вдалеке, и исчезнет в доме, а я останусь стоять над маленьким политым кровью местом и буду знать: где-то там я умираю.

ЭПИЗОД НА ПАРКОВКЕ НА МОНРО-СТРИТ

7 ЯНВАРЯ 2006 ГОДА, ПОНЕДЕЛЬНИК

(ГЕНРИ 43)

ГЕНРИ: Холодно. Очень, очень холодно, я лежу на снегу. Где я? Пытаюсь сесть. Ноги замерзли, я не чувствую ступней. Я на открытом пространстве, ни домов, ни деревьев. Сколько я уже здесь? Ночь. Опасаюсь машин. Встаю на четвереньки, смотрю вверх. Я в Гранд-парке. Темный и закрытый, в нескольких сотнях футов по чистому снегу, стоит Институт искусств. Прекрасные здания Мичиган-авеню тихи. Машины несутся по Лейк-Шор-драйв, фары прорезают ночь. Над озером – тонкая полоска света; скоро рассвет. Нужно выбираться отсюда. Нужно согреться.

Встаю. Ступни белые и не шевелятся. Я их не чувствую и не могу пошевелить ими, но иду, шатаясь, по снегу, иногда падаю, снова поднимаюсь и иду, и это продолжается бесконечно, и потом я начинаю ползти. Переползаю через дорогу. Вниз по бетонным ступенькам, цепляясь за поручни. Соль попадает в раны на руках и коленях. Доползаю до телефона-автомата.

Семь гудков. Восемь. Девять.

– Да,– говорит мой голос.

– Помоги, – говорю я. – Я на парковке на Монро-стрит. Тут ужасно холодно. Я у будки охранника. Приезжай и забери меня.

– Хорошо. Оставайся там. Мы сейчас будем.

Пытаюсь повесить обратно трубку, но промахиваюсь. Зубы стучат, и я не могу сдерживать это. Подползаю к будке охранника и стучу в дверь. Никого. Внутри вижу видеомониторы, обогреватель, куртку, стол и стул. Пытаюсь надавить на ручку. Заперто. Открыть нечем. На окне датчики. Дрожь нестерпимая. Машин в гараже нет.

– Помогите! – кричу я.