Жених без лица

– Может быть, вы подскажете, – развернулся детектив. – В этой комнате проживал Владислав Ладыгин.

– Не знаю, – пожала та плечами.

– Лысый такой, за тридцать ему.

– А, выселенец! Здесь живет. Налево по коридору, за умывальной.

Выяснилось, что Ладыгина выставили из «двадцатиметровки» за долги по квартплате. А так как по закону на улицу выгнать человека нельзя, то предоставили ему помещение бывшей кладовой.

В конуре два на три с половиной метра стояла вонь, знакомая Ивану Петровичу по работе с подследственными в ИВС. Узкое окно, даже не окно, а щель между кирпичной кладкой и бетонной плитой, заложенная квадратными зелеными стеклоблоками. Под потолком висела здоровенная люстра на пять рожков, из которых только один светил неярким желтым светом. Дверь оказалась не заперта, и он разбудил толстую неопрятную бабу, дрыхнувшую в куче грязного белья на продавленной кровати простым испытанным методом – взял пару запыленных стаканов с подоконника и постучал ими друг о друга.

– Мужчина, закурить не найдется? – сонно спросила она.

– Не курю, – сухо ответил детектив, взглядом выискивая место, где можно присесть.

– Дай восемь рублей, а лучше шестнадцать.

Восемь рублей стоила в аптеке настойка боярышника на спирту, любимый напиток подобной публики.

– Позже. Сначала ты скажешь, где твой Владик.

Шмыга нашел газетный лист, довольно свежий, бросил на стул и присел.

Тетка, наконец, проснулась, села и попыталась накинуть на голые колени какую-то грязную тряпку.

– Зачем он тебе понадобился? Ты из ментуры, что-ли?

– Деньги ему должен.

– Много? – оживилась она и задвигалась на кровати так, что пружины под ней захрипели стоном умирающего. – Оставь, я передам.

– У него брал, ему и отдам. Где он?

– На работу ушел.

– Когда?

– Что, я помню? То ли утром, то ли вечером.

– Где он работает?

– Откуда я знаю? – зевнула она и пошарила в пустой сигаретной пачке. – Зараза! – отбросила в сторону и с неприязнью уставилась на детектива. – У тебя ни сигарет, ни денег, ничего нет… Зачем тогда пришел?

– Будет, если подскажешь, где мне его найти?

– Говорю тебе, не знаю. Мы то на Канаве работаем, то на Сортировке…

«Канава – район Московского вокзала и Канавинского рынка», – сделал себе пометку детектив.

Баба начала путано, длинно рассказывать, где именно, пока Шмыга не перебил ее:

– Какой сегодня день недели?

– Чего? – с недоумением посмотрела она на него.

– Понятно, – сказал он, приподнимаясь. Бросил на стол червонец. Подумал, выложил визитную карточку.

– Как придет, пусть позвонит мне. Денежку свою получит.

– Эта, – обрадовано вскочила пассия доцента, – слушай, купи тогда у меня чего-нибудь. Мы керосинку интересную нашли, нет, уже сдали… Стой, книга есть…

Сунула ему в руки обтрепанный том «КГБ: 50 лет побед».

– Спасибо, не надо. Пусть обязательно позвонит.

Лаконичный старичок с вахты исчез. Отдежурил. Сидел грузный мужчина в синей рабочей спецовке и читал ту же газету. Даже не взглянув на него, попросил расписаться в разбухшем конторском журнале, и тут же уткнулся в мятые страницы.

«Интересно, что за прессу вахтеры читают? Наверное, какие-нибудь специальные вахтерские газеты, жутко интересные…»

Начиная любое мало-мальски стоящее и серьезное дело, рано или поздно Иван Петрович сталкивался с теми, кого не знал ни по имени, ни тем более в лицо. Люди не люди, звери не звери, сущности или некие идеи, абстрактные понятия или предметные обстоятельства… – когда как. Шмыга говорил просто – Они.

Есть забитая, как старый половик, истина – действие равно противодействию. Равно не равно, а вот всякий раз, хочешь не хочешь, с этим противодействием и сталкиваешься. Более того, нет этого противодействия, Они не проявляют интереса, не видно их и не слышно, значит, не туда идешь, катишь по гладкой отполированной подошвами дороге, на которой все то же, тысячу раз виденное.

Впрочем, никакого противодействия с Их стороны Шмыга не ожидал, справедливо полагая, что дело завершено: кого надо отправили в могилу, кому положена больничка – в больничку. Гроза разрядилась, и лишь запах озона да вырванные с корнями деревья обозначали то место, где она только что отбушевала. Дело муторное, конечно, требует ходьбы да расспросов, но это только в кино сыщики раскрывают преступления, не выходя из теплого насиженного кабинета. Но самая главная прелесть в том, что в этом деле нет злодеев, караулящих тебя в ночи, нет переживаний за собственную шкуру. Не любил Иван Петрович, когда кто-то или что-то угрожало его здоровью, а тем более жизни. А здесь очень симпатичный расклад – за штуку баксов провести небольшой анализ, очень даже полезный как в плане тактической учебы, так и для собственного обогащения. И если бы этот несчастный Владик Ладыгин вдруг не запропастился, то было бы не дело, а сказка.