— А. То есть мы снова вернулись к такому формату общения? Хорошо. Пойдем в гримерку, там нам никто не помешает. Сможем нормально поговорить.
— Это будет интервью, а не беседа, — предупредила я, следуя за звездой.
— Ну, разумеется. Как в Дирлии была прогулка, а не свидание.
— Это абсолютно точно не было свиданием!
— Только потому, что ты убежала после первого поцелуя? — он остановился, открыв передо мной двери, ведущие в служебные помещения, и внимательно на меня посмотрел.
Как ни странно, мне впервые нечего было ответить, а потому, гордо вскинув носик, я прошла мимо, прямо-таки физически чувствуя на себе оценивающий взгляд. На задницу смотрит, ну, точно! Повернулась и поняла, что не ошиблась.
— Мартовский котяра! — возмутилась я. — Ведь я не соответствую ни одному из требований, которые вы предъявляете к своим избранницам. Так чего же вы смотрите на меня, как кот на сливки?
— Иногда хорошее вино скрывается за неудачной этикеткой…
— Это я-то неудачная этикетка?
Вот честное слово, могла бы — врезала бы!
Передо мной открыли очередную дверь, которая на этот раз вела в гримерку. Большая просторная комната без окон, с большим зеркалом, столиком, уставленным всякими склянками. Слева — красный бархатный диван, перед ним — журнальный столик с фруктами, напитками и закусками. Вдоль противоположной стены длинная вешалка с пестрыми костюмами, рядом утюг, гладильная доска, отпариватель.
— Выпьешь? Тебе бы не помешало расслабиться.
— Разве алкоголь не портит голос?
— Собираешься петь? — он вскинул бровь, демонстрируя бутылку вина.
Моnороlе Сhаtpаdnе — урожай 1907 года. Оно предназначалось в подарок императору Николаю II, но корабль с напитком был затоплен немецкими подлодками. Теперь одна бутылка стоит более 250 тысяч долларов. Это я знала потому, что наш Дирлийский мэр имел в своем винном погребе такую. Спрашивается, откуда с зарплатой 250 тысяч натранганских в месяц, что равняется всего 25 тысячам долларов, у него подобные напитки? Это не считая других элитных вин, недвижимости, машин, самолетов, яхт…
— Самое дорогое в мире вино, — скучающим тоном выразила свою осведомленность и, бросив сумочку на диван, без приглашения на нем устроилась. — Чем еще похвастается Райан Макнамара, чтобы смягчить сердце не в меру злобной журналистки?
— Значит, признаешь свою злобность? — он открыл бутылку и налил в бокал искрящуюся золотистую жидкость с множеством пузыриков. Неужели, и правда полагает, что я выпью? Смотрит уверенно, властно и явно не намерен отступать. Сдалась первой, взяла бокал ледяного напитка, сделала глоток и едва удержала изумление. Именно таким и был вкус — изумительным. Верно оценив мое замешательство, Райан расположился рядом, закинув руку на спинку дивана, прямо за мной и снова улыбнулся: — да. У меня было примерно такое же выражение лица, когда попробовал впервые.
— Бутылка только открыта.
— У меня еще парочка. Так что, не стесняйся. Угощайся закусками. Тарталетки с креветками превосходно дополнят вкус, — он снял одну с блюда и поднес к моему рту.
— Я что, на ребенка похожа или на животное? Меня не надо с рук кормить, свои есть. И я здесь не в качестве вашей фаворитки или невесты. Я журналист и пришла взять интервью.
— Как знаешь, — он отправил в рот лакомство и, демонстративно облизнув пальцы, кивнул, что готов отвечать на вопросы.
— Во-первых, перед интервью, я хотела расставить все точки над i в наших отношениях.
— Отношениях. Мне нравится это слово, — съехидничал он. Я лишь закатила глаза, игнорируя дурашливое поведение собеседника. Мне было не до шуток.
— Ваша карта, — выражение лица блондина вмиг стало серьезным. — На ней значительно больше того, что стоят мои услуги. Понимаю, Клод хотел как лучше, но…
— Клод? — удивился собеседник.
— Вот только не нужно делать вид, будто это ваших рук дело.
— Я посчитал, что ты будешь рада помочь отцу с его операцией…
Серьезен, даже несколько растерян. Неужели, это действительно его распоряжение? Как-то в голове не укладывается образ беспечного бабника с заботливым человеком:
— Вас сложно заподозрить в сострадании или других человеческих качествах.
— Считаешь меня ограниченным? — он закинул ногу на ногу, развернулся ко мне и даже подался вперед.
— Это самое безобидное, что я о вас думаю.
— А, — в карих глазах сверкнули огоньки. — Это потому, что ты у меня не единственная. Не так ли?
— Непробиваемая самоуверенность, граничащая с глупостью! — фыркнула я. — Оставим эту пустую болтовню. Я о деньгах. К огромному стыду, отказаться от них не могу, но…
— Здесь не о чем говорить, Лира, — отмахнулся он, не считая тему стоящей обсуждений. — Деньги твои и точка.
— Нет. Здесь есть о чем говорить! Такими деньгами не раскидываются просто так! Я не собираюсь быть обязанной лишь потому, что меня купили! Я не продаюсь!
— Ты считаешь, я пытаюсь тебя купить?
— А у меня есть основания думать иначе?