Объяснение, которое она услышала, не порадовало. Оказывается старая, до последних дней была привязана к его бывшей жене, жалела ее и считала Василия виновником развода. Он, конечно, ничего не рассказывал ей о художествах Ларисы. Зачем? Пусть женщина верит хоть во что-то. Еще одно разочарование, нужно ли оно бедной женщине? И в свои последние дни она требовала от него, чтобы он ее вызвал и чтобы до того, как она испустит дух, они вновь соединили свои судьбы. Он дал той телеграмму. Конечно, она даже не ответила. Тогда он соврал матери, что Лариса в командировке за границей и адреса ее узнать не удалось.
Сначала Женя не поверила своим ушам.
— И что, ты бы и в самом деле снова пошел бы с ней в загс?!
Василий поднял голову и посмотрел на нее рассеянным взглядом. Только сейчас Женя почувствовала, что от него пахнет спиртным. Видимо все эти дни он пил.
— Не знаю… Ты же понимаешь, что это было бы только инсценировкой. Только до этого бы не дошло, я думаю.
У Жени потемнело в глазах. И он смог бы участвовать в таком спектакле? Хоть ради матери?! Она с трудом сдержалась, чтобы не оттолкнуть его, не бросить в его рассопливившуюся физиономию что-нибудь презрительное. Да это не мужик вовсе, тряпка! Или ему до такой степени наплевать на нее?! Женя, чувствуя, что может наломать дров стала лихорадочно вспоминать таблицу умножения, потом попыталась вникнуть в ситуацию взглядом со стороны, представить себя на его месте. Моделирование получалось плохо. Наверное, потому, что никогда не была привязана к матери так, как Василий, …
— А как же мы? — кое-как справившись с собой, выдавила она.
Василий поднял глаза и, вероятно, напряженное лицо Жени помогло ему собраться в кучу.
— Для нас ничего бы это ничего не изменило. Мы всегда будем вместе.
То ли смысл слов, то ли интонация показались Жене убедительными, но она вдруг почувствовала облегчение.
Она прислонилась к нему и шепнула в ухо:
— Теперь я буду тебе и за маму. Буду заботиться о тебе, ставить в угол…
Василий кое-как улыбнулся, но глаза его уже начинали приобретать былой жестковатый блеск.
— Прости, я немного расклеился… Меня вызывали в штаб, выдали распоряжение, чтобы принимал другой корабль. Эту развалюху все же решили списать. Так что, очень может быть, я уйду в плавание.
Он встретился с ней взглядом и добавил:
— Вернусь, сразу же позвоню. Или вызову тебя. Или вернусь сам, еще не знаю. Мое дело снова принялись трясти. Кто знает, чем кончится.
Перед тем как шагнуть на площадку он поцеловал ее, наверное, слишком долгим поцелуем, потому что, когда оторвался, в его взгляде снова появилось что-то живое.
— Передозировка, — грустно заключила Женя.
Он помахал ей рукой из двери уже отправившегося поезда. Она еще долго стояла на перроне и не испытывала никакого желания возвращаться домой. Впереди вновь долгие недели, а то и месяцы ожидания чего-то. Именно чего-то. Едва их отношения начинают приобретать какие-то определенные очертания, как очередная загадка разваливает всю конструкцию. Только само тяготения к нему у Жени усиливается, несмотря на широкий диапазон впечатлений — от отчаяния, до восторгов. Как и в этот день.
Какой-то подвыпивший парень, проходя за спиной, шлепнул ее ладонью по плотной ягодице. Женя, ни секунды не раздумывая, треснула его сложенным зонтом по загривку.
— Ой, извините, ошибся, — прикинулся дурачком парень.
— А я нет, — жестко ответила Женя и отправилась к выходу. «Рукоблудник!» — с раздражением подумалось ей, но ощущение мужской ладони на ягодице еще долго ощущалось. Запить, что ли? Загулять на пару с маманей, чтобы через месяц-другой не отличить было, где дочь, где родительница. Общие собутыльники, а потом и общие мужики. А чего бы ни приголубить того же художника? Выяснить заодно, чем он берет. Женя поежилась от возникших картинок и отправилась к Кларе. Та с Осей, вроде бы, собирались в театр на какую-то драму. Ей она бы тоже в самый раз. Почему бы ни погреться у чужого огня? Хорошо бы сравнить, заодно, чем драма, на сцене, отличается от бесконечной, по эту сторону занавеса.
Лето началось безрадостно. В то, что звонок из Мурманска прозвучит не сегодня-завтра, уже не верилось. Если Василий ушел в плавание, то минимум на месяц, а о то и на два. А может навсегда… Быть затворницей для Жени всегда было тягостно и даже нынешняя решимость испытать себя, выстоять, выдержать, помогала мало.
Василий не зря предрекал, что период ожидания станет для нее экзаменом. Он же его и устроил. Теоретически это было понятно и раньше. Жены и подруги моряков постоянно подвергаются этому экзамену, но реально почти физически, чувствовать самому долгие минуты, часы, дни, как из тебя, истекает твое самое замечательное время, твоя молодая жизнь… И ведь безвозвратно…