Женщина в бегах

Миссис Диксон плакала, пока город, скрывавшийся за окнами в пол, мерцал и искрился. Магия! Азартные игры! Девушки! Омары! Она всю ночь собирала монеты по комнате, отвлекаясь от внезапного беспорядка в ее жизни. Она вздрагивала при каждом вдохе. Боль пронзала все ее тело.

Ей некуда было пойти. Ее друзья ненавидели Шона, и за год миссис Диксон перестала звонить и Эйвери, и Зоуи, и Джей. Ее все еще приглашали на дни рождения, пикники и даже на помолвку Зоуи, но жизнь ее друзей была настолько… другой. Эйвери и Зоуи все еще жили в Северной Калифорнии, а Джей в Северном Вегасе, в двенадцати милях от дома миссис Диксон в Саммерлине. Это были самые долгие двенадцать миль за всю историю человечества.

Будьте всегда при муже. Фэй так и делала даже после смерти Виктора, оттого она и умерла.

Разум миссис Диксон лихорадочно работал, пока не нашел воспоминания о Фэй и Викторе, упокой Господь их души. Виктор был агентом ФБР в полевом офисе в Сан-Франциско, а Фэй была его женой, школьной учительницей. Они никогда не были жестокими по отношению друг к другу. Стабильные и любящие отношения. Блестящее совершенство. «Это именно то, чего мы ждем от тебя», — говорили Фэй и Виктор.

Но это — валяться на шезлонге в слезах? Уж точно далеко до блестящего совершенства.

Делай что-нибудь

. Вот что сказал бы ей папа. Мама скрестила бы руки, приподняла бровь и сказала: «Ну?»

Миссис Диксон нашла ближайший автомат для монет в казино и получила за свои четвертаки наличные — еще семьдесят пять долларов на черный день.

Вернувшись в комнату, она сделала первую запись в кожаном дневнике от Тиффани, который Шон только что подарил ей в честь их первой годовщины: «Скверная ночь». Она все еще чувствовала запах своего страха, его дыхания и тех монет. Слезы стекали на страницу, пока она рассказывала, как он ее толкнул, как она прикусила губу падая и как Шон ушел.

Боль всего тела сосредоточилась в правой руке, пока она описывала все в мельчайших деталях, ловя момент, как лепидоптеролог, прижимающий длиннокрылую бабочку сафо. По словам доктора Андерхилла, ведение дневника снимало напряжение, заставляло ее думать медленнее и подавляло страх. Вскоре страницы дневника заполнились ее страхами, датами и описаниями того, как Шон причинял ей боль, угрожал.

Каждый раз, делая запись в дневнике, она прятала его в потайных карманах своей дизайнерской сумочки или под фальшивым дном мусорной корзины в ванной. Это нелепо, но она продолжала это делать. Ей ничего не оставалось кроме ведения дневника, ведь она не работала, Шон не хотел. Все деньги, которые она находила в карманах его одежды, в стиральной машине и сушилке, она собирала. Иногда монетки звенели. А иногда, когда ей везло, она подбирала деньги. И кольца — у нее всегда были кольца Фэй и ее кольца на всякий случай…

Но в эту ночь, в их первую годовщину, она не задумывалась о будущем слишком серьезно, а в дневнике была заполнена всего одна страница.

Около трех часов утра Шон вернулся.

Она притворилась спящей.

Он не стал заходить в спальню. Нет, он просто стоял там, его тень становилась все четче и длиннее. Наконец он ушел, а потом… музыка. Лютер Вандросс в колонках. Какого черта?

Миссис Диксон лежала, свесив одну ногу с кровати, пока Лютер пел о времени, когда она играла на своей милой гитаре. Она не знала, что и думать. Шон был не таким. Явно злой, такой карикатурный ревнивец. Он не был пьян, хотя это было бы логично. Она и раньше видела такой гнев. В те тяжелые времена ее били, толкали, щипали. Такое насилие всегда на виду. И она плакала в постели, пока из другой комнаты звучали странные любовные песни Лютера Вандросса, ее любимого певца.

Это не Шон.

Нет.

Вот что она сказала себе на следующее утро, стоя с опухшими глазами, перед зеркалом в ванной со светом, который буквально накануне придавал ей гламурный вид. От этого света порез на губе, нежно-фиолетовый синяк на правой руке и соответствующий синяк на пояснице казались уродливее и злее, чем были на самом деле. Да, все дело в свете.

Шон вошел в ванную и встал позади нее. Он встретил ее взгляд в зеркальном отражении.

— Мы немного увлеклись, а?

На нем были джинсы «Левайс» и его любимый свитер с V-образным вырезом поверх белой футболки. Униформа славного парня. Он провел рукой по своему красивому лицу.

Слеза скатилась по щеке миссис Диксон. Единственное движение во всем теле.

При виде этой капли в глазах Шона вспыхнул гнев.

— Я… — Его ноздри раздулись.

Едва дыша, она оторвала от него взгляд. Она окаменела, когда его дыхание обожгло ей уши. Что он собирался делать?

Он сказал:

— Я больше никогда не трону тебя. Ладно?

Его слова были словно гигантская пилюля, скребущая горло и оставляющая после себя горький привкус. Она ее проглотила, затем прошептала:

— Хорошо.

Он взял ее за плечи, затем поцеловал в макушку.

— Я не заслуживаю тебя, я знаю. Ты знаешь. Все в мире, в том числе тот вчерашний мужик, знают это, и я тоже. Ты невероятная, миссис Диксон. У меня перехватывает дыхание, и я все исправлю.