Она выбросила кусок картона в мусорное ведро:
— Новые ключи, третий раз с Рождества.
— Ты слышала? Этим утром кто-то опять взломал эту дверь. Наверное, те же самые, что сорвали две недели назад почтовые ящики. Украли чеки и подарочные сертификаты.
Грей вытащила буклеты, адресованные «Жителю квартиры» из своего металлического почтового ящика. На протяжении последних трех лет вся ее «настоящая» почта — например, письма о доходах от сдачи в аренду дома ее родителей в Монтерей Бэй, — приходила на ее абонентский ящик в почтовом отделении в миле от «Рейдер Консалтинг». В этом же ящике она хранила и важные старые вещи: ключи, документы, наличные.
— Может, пора переехать, — сказала она соседу.
Мистер Шрюсбери придержал для Грей дверь:
— Не знаю как тебе, а вот мне переезд не по карману. Я живу здесь уже целую вечность, и квартплата у меня все еще ниже, чем у большинства других.
Как и пожилой сосед, Грей платила за свою однокомнатную квартиру всего 1800 долларов в месяц.
Они были в ловушке.
Так, поднимаясь наверх, на семнадцатый этаж, в свои роскошные «клетки», она и вдовец обсудили и качество воздуха на улице, и решение домоуправления о том, чтобы заменить ковровое покрытие деревянным, и новое кафе-крепери на первом этаже, и снова качество воздуха. Громко пожелав друг другу доброй ночи, они отправились в разные части холла на семнадцатом этаже.
Миссис Ким, старая кореянка из квартиры 1715, приготовила что-то, по запаху походившее на мускус. Джессика и Коннер из квартиры 1710, элегантная парочка хипстеров с подозрительным источником доходов, продолжали игнорировать розовые листы уведомлений, которые управление здания повесило им на дверь.
В конце коридора, у двери квартиры 1708, принадлежавшей Грей, стояла бутыль с пятью галлонами воды.
Когда она перетаскивала бутыль через порог, холодильник щелкнул, будто пророкотал свое «Добро пожаловать домой». Грей взвизгнула, испугавшись миниатюрного взрыва со стороны холодильника. В домоуправлении обещали починить чертов мотор уже две недели назад, но так этого и не сделали.
Свет был выключен, но темную гостиную освещали огни здания Департамента водоснабжения и энергетики, находившегося через дорогу, и, похожий на пыльцу в воздухе, рассеянный свет от машин, проезжавших по шоссе.
Фиолетовое небо без луны. Машины, машины, машины, на 101 и 110 автомагистралях. Всегда наполненные жизнью и скоростью. Автострады, которые никогда не спали. В даунтауне Лос-Анджелеса никогда не было совсем темно, даже если отключалось электричество. Грей видела полную темноту, только когда закрывала глаза. А тишина? Тихо не было никогда. Даже толстые двойные стекла не могли заглушить гул машин, рев вертолетов и бурный, никогда не прекращавшийся шум города.
Щелкнул кондиционер, и вертикальные жалюзи колыхнулись от нового дуновения воздуха.
В сумке, лежавшей на диване, завибрировал телефон. Изабель.
У Грей задрожали руки.
На глазах Грей навернулись слезы.
Грей напечатала:
Ничего.
Наконец она упала на диван и выдохнула.
Телефон завибрировал. Сообщение от Хэнка.
На ее губах на мгновение появилась улыбка. Она еще не была готова расстаться с этим видом, с этой тишиной. Четверг стал днем неожиданного шума и неожиданной лжи. Четверг заставил ее слишком много думать о прошлом. Эти мысли отозвались горячей болью в районе пупка и в правом боку.
Боль — единственное, что не было неожиданностью.
Хэнк мог бы помочь расслабиться, и теперь она думала о нем, о его руках на ее теле. Она думала о его поцелуях на ее спине и о его жесткости тоже. От этих мыслей она чувствовала себя легкой как перышко.
Но, когда все закончится, он заснет, а она будет лежать рядом с ним, смотря в потолок, и…