Женщины Девятой улицы. Том 2

Вернувшись в Нью-Йорк, вся шатия-братия собралась в сентябре в галерее «Тибор де Надь» на открытии выставки Нелл Блейн. Людей пришло очень много: они хотели не только поддержать Нелл, но и отпраздновать начало нового многообещающего, бурного сезона[1780]. Ларри, как обычно, решил по этому случаю уколоться, но получил передозировку[1781]. О том, чтобы вызвать врача, не могло быть и речи. Выхаживать его пришлось Грейс: кормить куриным бульоном и мороженым всю ночь и весь следующий день, пока тот не начал проявлять признаки того, что в случае Ларри можно было назвать жизнью

[1782]. В прошлом году Риверс также нуждался в помощи после того, как порезал запястья. Тот странный акт сам художник загадочно назвал «литературой», но ни один из его друзей не воспринял эту попытку самоубийства всерьез[1783]. По-видимому, причиной послужило то, что у Джейн хватило смелости влюбиться в человека не их круга — Джо Хазана. Это вдруг пробудило в душе Риверса былую страсть к ней. «Ларри резал себе вены… из-за фантазии, будто он от меня без ума, — рассказывала Джейн. — На самом деле это было проявлением его эксгибиционизма, только основанного на вуайеризме… Это был просто жест конфронтации, из того же разряда, что и новый порыв попытать счастья, на этот раз с огромной дозой наркоты»[1784]

. А Элен назвала поступок Ларри «трагическим актом одного актера»[1785].

По сути, по словам Элен, в тот период многие из второго поколения — Ларри, Грейс, Джоан, Майк Голдберг и даже Фрэнк — находились на стадии выдумывания того, чем бы еще удивить остальной мир. В отличие от первого поколения второе обнажало все свои страсти и особенности. «Ну, вы понимаете, отношения между людьми, вся эта откровенная сексуальность… я имею в виду бисексуальность. Флирт, так сказать. Гомосексуал, например, мог увлекаться женщинами… Личное становилось публичным, — рассказывала Элен откровенно, но никого не критикуя, — Такие уж тогда были нравы»[1786]. А Джейн назвала этот период «непорядком и ранним горем» — по названию одной из новелл Томаса Манна

[1787]. После попытки самоубийства Ларри Фрэнк перевязал его и отвез к Портерам. Фэрфилд запечатлел необдуманный поступок Ларри для потомков, написав его портрет с тонкими обнаженными руками, обмотанными бинтами[1788].

Осенью 1953 г. после его передозировки перед Грейс стояла задача попроще. Женщина нашла в себе то, что она сама называла «скрытыми инстинктами Флоренс Найтингейл». И теперь ей просто нужно было не дать Ларри снова принять слишком большую дозу. «Грейс Хартиган была со мной такой чудесной, что я теперь намерен завещать ей все свое имущество, кроме того, что собираюсь оставить тебе, — написал Ларри Фрэнку, рассказывая о происшедшем. — Она кормила меня с ложечки, держала за руку, рассказывала мне разные сплетни и говорила приятные вещи обо мне. В конце концов я окреп настолько, что в пять, слава богу, смог встать с постели. Поцелуй ее за меня»[1789]

. Фрэнк получил это письмо, когда гостил вместе с Грейс у пианиста Бобби Физдэйла. Бобби с его партнером по сцене Артуром Голдом как раз репетировали сочинение французского композитора Франсиса Пуленка. Чтобы порадовать Фрэнка и Грейс, когда те собрались уходить, пианисты выступили перед ними с частным концертом. Хартиган рассказывала о том вечере:

Итак, мы вошли в пустую гостиную, совершенно пустую, за исключением двух фортепиано и викторианского диванчика на две персоны. Мы с Фрэнком сели на него, а музыканты бросили нам одеяло, потому что мы оба немного замерзли. И мы устроились на диванчике, впервые в жизни слушая, как два профессиональных пианиста играют для нас Пуленка. Пуленк грохотал в комнате, в которой, прижимаясь друг к другу под одеялом, сидели только мы с Фрэнком[1790].

Впрочем, все эти драмы, возвышенные и низкие, личные и политические, развеивались как дым, когда художники возвращались к своим мольбертам, а поэты — к листу бумаги. Их жизнь была намного больше, чем мелкие обиды, израненная гордость, разбитые сердца и даже — время от времени — передозировка или запой. Все это служило просто «белым шумом», помехами на заднем плане. Единственную реальность составляло искусство. Жизнь становилась для них окончательно невыносимой, только когда им отказывали в возможности творить. Но именно это, к сожалению, происходило в тот период в Спрингсе, на Файерплейс-роуд.