Женщины Девятой улицы. Том 2

Позитивной стороной были относительная дешевизна новой мастерской и то, что теперь Элен работала и жила ближе к друзьям-коллегам. Тут художница находилась среди своих, в защищенной среде, а она тогда в этом очень нуждалась, ведь это был ее первый год раздельного проживания с Биллом[2235]. После событий в «Красном доме» они еще несколько месяцев поддерживали видимость семьи, отчасти из-за того, что мать Билла решила задержаться у них подольше. Ома даже вернулась с ними на Манхэттен и очень подружилась с родными и друзьями Элен

[2236]. Но после ее отъезда фальшивый фасад полутрадиционного брака рухнул. Билл вернулся в свою мастерскую, к многочисленным женщинам и пьянству. Элен так описала эволюцию их тогдашних отношений: «Я делаю то, что мне, черт побери, нравится, а он — то, что по душе ему»[2237]

. В сущности, такого принципа они придерживались на протяжении многих лет брака. Однако теперь Элен стало окончательно ясно, что ее ранний эксперимент с автономией не привел к реальной независимости. «Прочтя “Второй пол” Симоны де Бовуар, я начала понимать: на свете есть очень много вещей, которые женщины, даже освобожденные женщины, воспринимают как нечто само собой разумеющееся. И происходит это из-за их погруженности в свой способ бытия», — говорила она[2238]. Элен никогда не соглашалась вступать в ряды женщин, которые согласны жить в тени супруга. Но с того времени, как художница еще совсем юной связала с ним судьбу, в восприятии их общих друзей она всегда ассоциировалась с Биллом

[2239].

Поэтому, стоило Элен высказаться по какому-нибудь поводу, некоторые тут же предполагали, что она говорит от имени своего знаменитого мужа. А когда она приходила на вечеринку в Аптаун или ее замечали в компании какого-нибудь писателя или коллекционера, циники часто видели в этом стремление красивой женщины путем флирта содействовать карьере своего мужа, порой небезосновательно. Однако к 1955 г. Билл преуспевал без Элен, а многочисленные проблемы сделали дальнейшее функционирование их тандема болезненно сложным[2240]

. В свои 37 Элен все еще двигалась грациозно, словно танцовщица. Коротко подстриженные густые рыжие волосы де Кунинг красиво обрамляли ее лицо. Она вечно держала тонкую сигарету в руке, используя ее для пояснений и акцентирования идей столь естественно, будто это был одиннадцатый палец. И эта женщина начала строить новую жизнь, теперь никак не связанную с Биллом де Кунингом. К реализации этого проекта она подошла с двух сторон. Во-первых, Элен стремительно устанавливала связи со сверстниками из второго поколения. «Мы с Джоан постоянно устраивали вечеринки», — рассказывала она. Во-вторых, де Кунинг погрузилась в интеллектуальную жизнь местного творческого сообщества[2241]. Точнее говоря, Элен решительно вступила в жаркие дебаты, которые велись среди художников Нью-Йоркской школы на протяжении многих лет, но в том сезоне переросли в настоящую войну.

Разногласия по поводу того, может ли живописец быть по-настоящему современным, если в его работах присутствуют узнаваемые объекты или даже фигуры, существенно усилились из-за материального успеха художников вроде Грейс и Ларри и их популярности у критиков. Другие мастера обвиняли их в том, что они «продались» и загрязнили чистейшие воды абстракционизма. Таким образом, Хартиган, Риверс и их единомышленники оказались под градом нападок со стороны тех, кто благодаря нефигуративной живописи пережил когда-то мощное творческое перерождение и с тех пор считал ее единственным стилем, достойным называться искусством.