Женщины Девятой улицы. Том 2

Каким-то непостижимым образом Поллоку удавалось остаться трезвым в тот долгий и эмоционально напряженный период конца лета и осени. Но в последние дни перед открытием его выставки, а оно было запланировано на 28 ноября, нервы художника истощились окончательно. В какой-то момент он позвал Ли и, показав ей огромный, более двух метров почти на три, шедевр под названием «Лавандовый туман», спросил: «Как думаешь, это живопись?» «Можете себе представить? — вспоминала Ли годы спустя. — Не “Это хорошая живопись?”, а именно “Это живопись?”»[443] После напряженной работы в мастерской и всей этой политической сумятицы Поллок утратил способность видеть собственную работу. Вскоре пришел Клем, посмотрел на картины, отобранные Джексоном для выставки, и предсказал, что она станет лучшей у Поллока. И добавил: «Но не думаю, что это будет хорошо продаваться»[444]

.

Последний день съемок Намута выпал на субботу после Дня благодарения. До открытия выставки Поллока в галерее Бетти Парсонс оставалось три дня. Ли запланировала вечеринку, чтобы отпраздновать завершение съемок[445]. Она изначально поддерживала проект Ганса, но не думала, что он окажется насколько трудным для Джексона. Требования кинопроизводства совершенно не сочетались со стилем творчества Поллока. Первый процесс шел в режиме стаккато, второй был текучим; киносъемки предполагали сдержанность и массу ограничений, а живопись — полную свободу; режиссер не мог не управлять процессом, а Поллок чувствовал себя счастливым, только если был абсолютно свободен. То, что Намут и Поллок вообще смогли так долго работать вместе в столь стрессовых условиях, было свидетельством их явной взаимной симпатии. Но теперь всё было кончено. Поллок больше не мог этого выдержать. Он чувствовал себя опустошенным, истощенным до последнего предела. «А знаете, мне кажется, в чем-то правы туземцы, которые считают, что, если кто-то их изображает, он крадет их души», — говорил художник[446]

.

Тед Дрэгон помогал Ли приготовить праздничный ужин. Он жил вместе с Оссорио в доме неподалеку. Теду исполнилось всего двадцать шесть лет, он был намного моложе остальной толпы приезжих хэмптонцев и, будучи бедным любовником могущественного и богатого человека, чувствовал себя вдвойне изгоем. С Ли они познакомились еще в прошлом году и сразу же подружились. «Мы были с ней из разных миров, но при встрече что-то просто щелкнуло. Думаю, отчасти это объяснялось тем, что мы оба были спутниками звездных партнеров», — говорил Тед. Летом 1950 года дружба Дрэгона с Ли укрепилась еще сильнее. «Мы оба были так одиноки. Ну, вы понимаете, все эти мачо-художники мало мной интересовались, а Ли показывала мне город и знакомила меня с разными людьми. Ей действительно было не наплевать на меня»[447]. Компания, явившаяся на ужин в тот вечер, состояла из Теда и Оссорио, Ганса и его жены Кармен, Джона Литтла, архитектора Питера Блейка, соседей Поллоков Пенни и Джеффри Поттеров и Бетси и Уилфрида Зогбаума. «После Дня благодарения всех уже тошнило от индейки, поэтому я пошел в супермаркет и купил большущий ростбиф, и мы с Ли приготовили пир на весь мир», — вспоминал Тед[448]

.

Тепло дома, в котором к 1950 году наконец появилось отопление и горячая вода, окутывало компанию уютом, как и ароматы, доносившиеся из кухни. К ночи сильно похолодало, и окна запотели, за ними начал завывать ветер. Как потом выяснится, так зарождалась буря, которая пронесется по всему острову до Манхэттена, срывая фонари со столбов и покрывая землю ковром из оконных осколков[449]. Вечеринка у Поллоков началась с непринужденного дружеского общения людей, разделявших любовь к этому месту и к искусству; людей, которые чувствовали себя пионерами в этом творческом форпосте, расположенном вдали от большого города. Когда Джексон и Ганс сняли последние кадры фильма о живописи Поллока на стекле, на улице уже совсем стемнело. «День выдался чертовски холодный, — вспоминал Питер Блейк. — Я стоял у обеденного стола, заставленного угощениями, которые наготовила Ли. Тут заходят Ганс и Джексон, буквально синие, совсем замерзшие». Питер смотрел, как Джексон идет от задней двери через комнату к кухонной раковине, тянется вниз под нее и вытаскивает бутылку виски. «Он наполнил два больших стакана и сказал Гансу: “Это первая выпивка за два года. Черт возьми, сейчас нам с тобой это нужно!”»[450]

.

Ли тоже была в этот момент на кухне. Она смотрела, как Поллок осушил стакан яда, и лицо ее стало белым, как бумага. Она сделала для него всё, что могла (Тед говорил, что ее любовь к Джексону была «сродни безумию»)[451]. Она заботилась о нем и боролась за него, но она не могла бороться с ним. Когда он выпил тот стакан, она поняла, что проиграла эту битву. «То выражение лица Ли… Боже, никогда его не забуду», — вспоминал Тед.