Женский хор

Я не упаду здесь, только не перед ними, мне нужен воздух, нужно выйти, подышать.

«Скоро вернусь».

Мне хотелось сказать: «Не списывайте», — но у меня не было сил, я им уже сто раз повторяла: какой смысл списывать на конкурсе? Они делают это для того, чтобы оценить свои силы, а не для меня, ведь оценки я выставлять не собиралась.

Я поднялась по лестнице, и на свежем воздухе возле кафе мне сразу стало лучше.

«Как они — трудятся?» — спросил у меня руководитель, но я ничего не ответила.

На улице было тепло. Отличная мысль — забронировать этот подвал в среду вечером на двоих, по крайней мере, мне не нужно будет бегать, чтобы вернуться к себе, ведь я живу в двух улицах оттуда.

Голова стала кружиться меньше. У меня по-прежнему болело запястье, но мне хотя бы перестало казаться, что через минуту я умру.

Не знаю, что со мной произошло. Проклятая колымага. Проклятый аккумулятор. Какой же он тупица.

Все они тупицы. Даже Пьеро, когда я выгнала его вон. Меня разрывало на части, я думала, как я могу так поступать, поймет ли он, может быть, он влюблен, но мне очень жаль, но нет, в конце концов, я так не думаю, и потом, в любом случае у меня нет времени об этом думать, если я хочу достичь поставленной цели, и это правда, что он хороший, настолько хороший, когда он меня… говорил со мной, он говорил мне и это, и то… и он был всегда рядом, всегда готов, никогда не настаивал и…

Когда я сказала ему, что больше не хочу его видеть в своей квартире, потому что у меня экзамены, он отложил журнал или пульт от телевизора, сел на кровати, долго на меня смотрел, спросил: «Ты серьезно?», и я ответила: «Да. Тебе нужно отсюда убраться. Если ты останешься, я не смогу заниматься». Он покачал головой, надел расшнурованные ботинки, сказал: «О'кей» — и ушел. Я ждала, что он скажет: «Да, ты права, у тебя сейчас много работы, я не буду мешать, позвони мне потом». Я думала, что он понял, что, поскольку я готовлюсь к этим чертовым конкурсным экзаменам, я не могу себе позволить, чтобы он все время торчал у меня под носом. Но это не значит, что я не хочу, чтобы он здесь находился. Или что я больше не хочу… Его… Во мне… Я думала, он поймет.

Через пять дней я не выдержала, ведь я скучала не по нему, я скучала по этому. Когда я нервничала, мне это было необходимо, чтобы отключить голову, проветриться, он об этом знал, я часто ему об этом говорила. Я позвонила ему, он увидел мой номер, и я услышала щелчок: звонок переключился на голосовой ящик. Я подумала: «Он занят». Перезвонила через два часа, попала на его сообщение и услышала его спокойный, неторопливый голос, дзен, который произнес: «Если вас зовут Этвуд и вы попали на мой голосовой ящик, то это потому, что я не хочу ни слышать вас, ни говорить с вами. Больше никогда. Так что не утруждайте себя, это бесполезно. Если вас зовут иначе, оставьте сообщение».

Впервые в жизни я почувствовала себя такой униженной.

Какой дурак, какой дурак, какой дурак. Какая дура, ну какая же я дура.

Я пошла в бар, заказала большой бокал белого вина, охлажденного. В сумке у меня было обезболивающее. Оно мне поможет.

Когда я спустилась в зал, они по-прежнему царапали по бумаге. В зале было жарко, но ничего, голова больше не кружилась.

Я положила под язык полтаблетки обезболивающего и маленькими глотками выпила белое вино.

Когда они закончили писать, мне было уже лучше. Немного.

Я попросила их обменяться копиями с соседом и внести исправления — и, поскольку у меня не было настроения, решила не делать перерыв, а сразу же начала зачитывать правильные ответы. Конечно, они недовольно поморщились, но ни одна из них не решилась выйти и не пропустила ни одного моего слова и ни разу не переспросила, они были не дуры, ведь просто так с конференции лучших учеников не уходят. Они продолжили писать, но постепенно я перестала себя слышать, я больше не видела строчки, я видела, что они как-то странно на меня смотрят — в чем дело? Разве я не по-французски говорю? А потом упал черный занавес…

…Придя в себя, я увидела, что лежу на диване в своей квартире, шторы раздвинуты, за окном идет дождь, шторы промокли, на полу вода, а у меня босые ноги. Я не знала, как я здесь оказалась, но когда хочешь добиться цели, главное — идти к ней, делать то, что нужно, и я, такая, какой вы меня здесь видите, сделала то, что было нужно.

Потерять и найти

(Мюзет)[23]