Людмила Григорьевна Пихоя, Георгий Александрович Сатаров, Юрий Федорович Яров просто светились от счастья, переполнявшего их, между прочим, — абсолютно искренне. Никогда больше, и не только у Ельцина, но и у его последователя не будет такой команды, — в буквальном смысле этого слова опоры президента, в какой-то мере его дома и семьи. В этом великий феномен эпохи Ельцина, но только того Ельцина, который еще ценил своих близких, или хотя-бы отдавал им должное.
Периодически к нам с бокалом шампанского подбегал Владимир Николаевич Шевченко (полубег — это нормальная форма передвижения шефа президентского протокола). Он не мог надолго оставить президента, потому что даже за ужином зорко следил, чтобы были соблюдены все тонкости международного протокола.
Что же касается меня, я, как, наверное, и подобает женщине, больше занималась разглядыванием роскошной публики и подносов со свежими лесными ягодами и прочей снедью. Что это за необычные блюда — глядя на них трудно понять: мясо это, рыба или овощи?
Мне, как вновь пришедшему в Кремль сотруднику (как говорят, с “незамыленным взглядом”), было очень хорошо видно, кто искренне любит президента, (если, конечно, корректна сама по себе постановка такого вопроса), а кто — лишь себя рядом ним. Любить такого человека, как он, сложно. Здесь не может быть никакой половинчатости — либо всего с потрохами, либо никак. Мужчины так любить не умеют, а Ельцин нуждался именно в такой безоговорочной любви, но не всегда мог уловить разницу между искренним признанием своих достоинств (или недостатков) и подхалимажем.
Всегда расцветал в улыбке, когда видел глаза из толпы — часто абсолютно незнакомого человека, не умеющего смотреть “как положено”, а лишь так, как в данный момент подсказывало ему сердце. Для Бориса Николаевича эти глаза, одобряющие или осуждающие, были куда важнее, чем восторженные возгласы подчиненных.
Куда все это ушло? Почему Ельцин поспешил избавиться от старых соратников — Бог весть, но, повторяю, такого романтического времени не будет больше никогда. Баден-Баден был прощальным балом улыбок и слез для многих из окружения.
Президент любит комплименты, реагирует на них, помнит сказанное. Его жена, как мне кажется, напротив, чувствует себя неловко, будто стесняется того, что ей говорят. Конечно, во всем этом есть определенная доля кокетства. Удивительная способность Наины Ельциной адаптироваться в ситуации мгновенно, в компании подчас совершенно незнакомых людей, находить нужную улыбку и слова, дана ей, от природы.
Хорошо помню, как она принимала букеты цветов. В ее номенклатурной жизни их было сотни тысяч. Но каждый раз ее лицо выражало восторг — как впервые. Можете себе представить чувства того, кто дарит ей эти цветы — он ощущает себя героем.
К 65-летию (март 1996 года) цветы в Кремль привозили тележками. То же самое творилось и на Осенней улице, и на даче в Горках-9. Многие поздравляющие как сговорились — громадные корзины с бордовыми или ярко-красными розами и какая-нибудь веточка елки посередине. Такие “венки” раньше устанавливали возле сцены на концертах, посвященных такой-то годовщине Октября, — с тех пор, видимо, и повелось. Громоздкие, впечатляющие своей роскошью, они не свидетельствовали о вкусе дарящего.
К тому времени я уже знала, какие цветы любит Наина Иосифовна, да и вся женская половина семьи президента. Кое кого (из тех, кто поинтересовался) я успела предупредить, и в этот юбилей жена президента все же получила несколько маленьких, аккуратных букетиков с ландышами, кустовой гвоздикой и розой, сиренью и другими мелкими цветочками.
От Бадена у меня остались лишь воспоминания, как о самой удивительной и романтичной поездке с президентом, да еще зеленые кожаные штиблеты из змеиной, не то крокодиловой кожи, купленные по случаю в итальянском магазине в комплект к тем знаменитым фисташковым джинсам, которыми я периодически шокировала кремлевских обитателей.
Глава 2.3 Выбор
Настроения
Выборы президента России летом 1996 года соединили все поколения Ельциных-Окуловых-Дьяченко под одним политическим зонтом, хотели они того или нет. Тогда в ходу было только одно слово — “надо”. Надо участвовать в выборах, надо не расклеиваться, не хандрить, словом, надо победить и остаться.
Очень холодный февраль 1996 года. Здесь, в Екатеринбурге, Борис Ельцин начнет эту безумную гонку за президентский пост, которая в результате надолго выбьет его из седла, опустошит морально и физически, приведет к громадным разочарованиям. Уже очень скоро он попросит отойти в сторону Грачева и Коржакова, сделает это слишком официально, и уж, конечно, не так, как ожидали от него недавние соратники. На Коржакова он обидится, разочаруется в нем. Он как бы морально ослепнет на эти несколько месяцев, на некоторое время перестанет чувствовать боль, в том числе и физическую, а эмоции, связанные с привязанностями и антипатиями будут отодвинуты на второй план.