Женское счастье

На своем пути он не встретил людей, которых бы люто, непрощающе возненавидел, врагов то есть; со многими он спаял дружбу и легко сходился и с молодым, и со старым. Если где-то в компании разговор обрастал политикой, он толково поддерживал его, недаром историк; если говорили о модном литературном авторе, он что-нибудь у него непременно читал; если кто-то предлагал ему сразиться в шахматы или на символический проигрыш в преферанс, он не отказывался и играл недурно; если в каком-то театре потчевали выразительной премьерой, он заглядывал туда, но при этом успевал азартно следить и за хоккейным чемпионатом.

Он жил полнокровно, определенно и достойно, оттого и слыл «хорошим мужиком». Некоторые еще прибавляли, обычно с завистью: «Сердцеед… Бабам очень нравится». Это было истинно: женщин он к себе располагал, но бабником все же не был.

Он сближался с несколькими женщинами, но это не было спортом, развратом и сладострастием; легкие увлечения, как правило, потихоньку тускнели и мирно умирали либо переходили в дружеские отношения. В брак он вступил человеком зрелым, по обоюдной любви, с расчетом на долговечность и незыблемость семейных уз. А что до встреч со Светланой Курдюмовой, так это было нечто вроде вкусного гарнира — прихоть мужского себялюбия и некое утверждение мужской гордости. С его данными, с его возможностями вроде бы было непростительно не иметь веселенькую милашку-любовницу — для полноты жизни…

К тому же увлечение Курдюмовой у него шло вроде как по инерции, осталось из дотамариного прошлого — полулюбовная-полудружеская страстишка… Конечно, если бы Спирин почувствовал, что его отношения со Светланой грозят его семейному благоденствию, он тут же бы все исправил: ублажил бы Тамару, а любовнице просто и коротко объявил: «Увы, Светик, я женат. Семья есть семья, сама понимаешь. Останемся друзьями. Ну… давай на прощание свою лапку, Светик…» (С женщинами он всегда предпочитал шутливо-любезный слог, но никогда не сюсюкал с ними, не выворачивал им свою душу наизнанку и сам не лез в душу к ним.) Однако Спирин этого не почувствовал и таких слов не произнес…

В первый момент, когда до Спирина дошли вести, что его хочет видеть некий господин из Ясногорска с известной ему фамилией Курдюмов, он воспринял это с некоторым недоумением и досадой. «Эх, Светик, — искренно посочувствовал он своей ученице. — Неужели ты проболталась своему мужу? Осмотрительнее надо быть. А уж если попалась, лисой нужно виться. Подозрения не усугубляют, их заглаживают…»

Спирин не хотел думать о том, что нить из семьи Курдюмовых не только тянется к нему, но и крадется к Тамаре. Позднее причастность Тамары к этой истории утаить не удалось: люди слишком любопытны и дотошны, когда дело доходит до семейных разладиц. Впрочем, все перипетии в семье Курдюмовых Спирина мало интересовали, ему было не до них…

По возвращении из Санкт-Петербурга, из командировки, родной дом встретил Спирина пустотой и неуютом. На столе в комнате он нашел записку Тамары: «Я больше не могу любить тебя, Спирин. После твоего обмана я не смогла сохранить семью. Я беременна от другого. Не ищи меня. Прощай». Рядом с запиской лежало обручальное кольцо Тамары, которое показалось Спирину каким-то очень маленьким и чужим.

…Официантка подала горячее — лангеты с жареным картофелем и зеленью, пожелала приятного аппетита, улыбнулась сухой дежурной улыбкой. Капитан и Спирин выпили еще по рюмке, без тоста и слов, с кивком головы.

После этой рюмки капитана сладко разобрало, все вокруг стало определенно нравиться: некая уютная обтертость ресторанного зала с мутными низкими люстрами, горячая пища на продолговатом стальном блюде с раскроенным начетверо зеленым маринованным помидором, негромкая лирическая песня, звучащая откуда-то из-за квадратных колонн, и сосед, такой какой-то запущенный и печальный, но все же отзывчивый и понятливый в застолье товарищ.

Капитан ехал с учебы из военной академии в свою часть и задержался в этом городе не ради пересадки, а по случаю: в поезде он познакомился с приглянувшейся ему женщиной из местных, приглянулся ей сам, вышел вместе с ней и провел у нее ночь в гостях. Чего ему хотелось, уже сполна исполнилось, и теперь он чувствовал даже опустошение, пощипывания совести и желание поскорее добраться домой, которое вылилось в желание остаток времени до поезда убить за рюмкой и ужином в дорожном заведении.

— У подруги здесь задержался. На ночку, — заговорил капитан, отрезая ножом кусок отбивной. — Теперь — домой, к родным, хватит приключений, — усмехнулся он. — А у вас есть подруга?

— Нет, — тихо ответил Спирин.

— А жена?

— И жены нет.

— Как же так: ни жены, ни подруги? — безобидно удивился капитан.

— Подругу уличил муж. Он теперь держит ее в ежовых рукавицах. А жена сбежала с другим человеком.

Капитан насторожился, пристально вгляделся в усталое красивое лицо собеседника. Спирин молчал, глядя неподвижно на бумажные салфетки в тонком стакане посреди столика.

— Почему? — не утерпел капитан, не в силах скоротать долгую паузу заинтриговавшего соседа.