Жены и дочери

Роджер вернулся в Хэмли Холл, когда прошло несколько недель со дня предполагаемого возвращения, о котором он говорил Гибсонам перед отъездом. Утром того дня, когда Осборна пригласили в гости, он рассказал им, что его брат пробудет дома два или три дня.

- И почему бы ему тогда не приехать сюда? — спросила миссис Гибсон. — С его стороны нелюбезно не приехать и не повидать нас как можно скорее. Передайте ему это, прошу вас.

В последний раз, когда Осборн приезжал к ним, у него закралось подозрение относительно отношения миссис Гибсон к Роджеру. Роджер не жаловался и даже не упоминал об этом до этого самого утра; когда Осборн уже был готов уехать и убеждал Роджера сопровождать его, последний передал ему слова миссис Гибсон. Он говорил так, словно это его скорее забавляло, нежели беспокоило, но Осборн понял, что брат огорчен из-за того, что на его визиты, которые доставляли ему величайшее удовольствие, наложены ограничения. Ни один из братьев не обмолвился о том, что пришло в голову обоим, — обоснованное подозрение возникло из того факта, что визиты Осборна, неважно, были они ранние или поздние, никогда не встречали отказа.

Осборн упрекал себя из-за того, что был несправедлив к миссис Гибсон. Она была явно капризной, но возможно бескорыстной женщиной. Она была немного не в настроении, поэтому говорила с Роджером подобным образом.

- Полагаю, с моей стороны было большой дерзостью приехать в такой неподходящий час, — сказал Роджер.

- Ничуть. Я приезжаю в любой час, и об этом ничего не говорилось. Это произошло потому, что в то утро она была расстроена. Я ручаюсь, она уже сожалеет, и я уверен, в будущем ты можешь поехать туда в любой час, когда захочешь.

Все же Роджер пару недель не отваживался снова поехать туда, и в результате получилось так, что в следующий раз, когда он поехал с визитом, дам не было дома. И еще раз его постигла неудача, а затем он получил небольшое треугольное письмо [3]от миссис Гибсон.

«Мой дорогой сэр! Как случилось, что вы вдруг стали таким официальным, оставляете карточки, вместо того, чтобы дождаться нашего возвращения? Стыдно! Если бы вы видели, какой поток слов разочарования вылился у меня, когда нашему взору представили ужасные маленькие визитные карточки, вы бы не питали ко мне злобу так долго, поскольку наказывая других, я наказала собственное непослушное «я». Если вы придете завтра — так рано, как пожелаете, — и позавтракаете с нами, я признаю, что была сердита и признаюсь, что раскаиваюсь. Всегда ваша Гиацинта С. К. Гибсон».