Этому приглашению трудно было противиться, даже если бы не было сильного стремления ответить на приятные слова. Роджер приехал, и миссис Гибсон привечала и ласкала его в своей слащавой, льстивой манере. Для него Синтия выглядела прекрасней, чем прежде, из-за незначительного временного ограничения, которое было наложено на их общение. Она могла быть веселой и блистательной с Осборном, с Роджером она была мягкой и серьезной. Интуитивно она разбиралась в мужчинах. Она видела, что Осборну она интересна только из-за ее принадлежности к семье, с которой он находился в близких отношениях, что в его дружбе нет ни капли чувства, и что его восхищение является всего лишь теплым откликом художника на необычную красоту. Но она чувствовала, что отношение к ней Роджера было иным. Для него она была единственной, неповторимой и бесподобной. Если бы его любовь запретили, то прошло бы немало лет, прежде чем он смог бы снизойти до прохладной дружбы. И для него ее лицо, ее красота были единственными, что заставляли его трепетать от страсти. Синтия была не способна ответить на подобное чувство, она так мало встречала в своей жизни истинной любви, и так много восхищения. Но она оценила этот искренней пыл, это преданное поклонение, которого прежде не испытывала. Такая признательность, такое уважение за его правдивую и страстную натуру придали серьезной нежности ее отношению к Роджеру, которая очаровывала его чистым и неповторимым изяществом. Молли сидела рядом и гадала, чем это все закончится, или вернее, как скоро это все закончится, поскольку считала, что ни одна девушка не сможет противиться такому благоговейному чувству. Со стороны Роджера не могло быть сомнений — увы! Не могло быть сомнений. Более старший наблюдатель мог бы заглянуть далеко вперед и подумать о вопросе фунтов, шиллингов и пенсов. Откуда мог взяться необходимый для женитьбы доход? Сейчас у Роджера была стипендия, но этот доход будет утерян, если он женится. У него не было профессии, а пожизненные проценты с двух или трех тысяч фунтов, что он унаследовал от своей матери, принадлежали его отцу. Этого более старшего наблюдателя могла бы немного удивить перемена в отношении миссис Гибсон к младшему сыну, которое этот вышеупомянутый наблюдатель прочел в глубине ее мудрого сердца. Больше она не пыталась быть более любезной с Осборном, однако, когда она переключилась на Роджера, ее попытка потерпела решительную неудачу, поскольку он не знал, что сказать в ответ на изысканную лесть, которая, он чувствовал, была неискренней, но он понял, что впредь он может чувствовать себя свободным в этом доме. Он слишком обрадовался, что может воспользоваться этой привилегией, и не стал задумываться над мотивами ее изменившегося отношения. Он закрыл глаза и предпочел поверить, что теперь она желает загладить свою вспышку гнева во время его последнего визита.
Результатом переговоров Осборна с двумя докторами стали определенные предписания, которые, казалось, должны были пойти ему на пользу, и которые, по всей вероятности, принесли бы ему еще больше пользы, если бы он смог освободиться от воспоминаний о своей терпеливой женушке, что живет в одиночестве возле Винчестера. Он ездил к ней при любой возможности, и благодаря Роджеру, теперь у него было больше денег, чем прежде. Он по-прежнему избегал, а, возможно, все больше и больше уклонялся от того, чтобы рассказать отцу о своей женитьбе. Какой-то физический инстинкт неосознанно заставлял его страшиться волнения. Если бы он не получил денег от Роджера, он был бы вынужден рассказать обо всем отцу и просить у него необходимую сумму, чтобы обеспечить жену и будущего ребенка. Но достаточное количество средств на руках и тайное, хотя и мучимое угрызениями совести убеждение, что пока у Роджера водятся деньги, он может рассчитывать на их половину, заставляли его еще больше, чем прежде сопротивляться тому, чтобы раскрыть отцу свой секрет, и тем самым рассердить его. «Еще не сейчас, еще не теперь», — продолжал он говорить и Роджеру, и себе. «Со временем, если у нас родится мальчик, я назову его Роджером»… и затем возникшие мечты поэтического и романтического примирения между отцом и сыном через ребенка, отпрыска запретного брака, становились для него все более реальными, и, во всяком случае, они предотвращали неприятное. Он заглаживал свою вину за то, что брал так много из стипендии Роджера, думая, что если Роджер женится, он потеряет источник дохода. И все же Осборн не строил никаких препятствий на пути этого события, скорее даже ускорял его, содействуя всеми возможными способами, чтобы его брат виделся с дамой своего сердца. Благодаря этому, Осборн убедил себя в собственном великодушии.
[1] Пословный перевод с фр. au pied de la letter, т. е «буквально».
[2] «Кто был дворянином, когда Адам пахал, а Ева пряла?» — пословица, широко известная во всей Европе, начиная со средних веков.
[3] Конверты, хотя и были известны в 20-е гг. 19 в., не столь широко использовались. Письмо обычно складывали по диагонали, а затем запечатывали.