Жены и дочери

– Тетушка вполне здорова; Хелен полна сил, как и раньше, а Маргарет совершенно очаровательна. Мальчики уехали в Хэрроу, а у меня есть все основания полагать, что мистер Хендерсон, как всегда, в добром здравии, ибо сегодня собирался отужинать у дядюшки.

– Аккуратнее, Синтия. Только посмотри, как ты режешь крыжовенный пирог! – раздраженно проговорила миссис Гибсон; истинной причиной ее неудовольствия было вовсе не неловкое движение Синтии, хотя именно оно и вызвало этот маленький взрыв. – У меня в голове не укладывается, как ты могла вот так взять и ни с того ни с сего уехать; уверена, это произвело на дядюшку и тетушку самое неприятное впечатление. Полагаю, они больше никогда не пригласят тебя к себе.

– Напротив, меня ждут обратно, как только я смогу со спокойной душой оставить Молли.

– «Со спокойной душой оставить Молли»? Вот это уже чистый вздор, а кроме того, зачем выставлять меня в неприглядном виде? И это притом, что я хожу за ней целыми днями и, можно сказать, целыми ночами, ибо я просыпаюсь почти всякий раз, когда мистер Гибсон встает проверить, приняла ли она лекарство.

– Так, выходит, она тяжело болела? – спросила Синтия.

– В определенном смысле – да, а в другом – нет. Я бы сказала, что это скорее утомительный, чем интересный недуг. Никакой непосредственной опасности, она просто день ото дня лежит в одном и том же состоянии.

– Если бы я об этом знала! – вздохнула Синтия. – Как ты думаешь, могу я теперь подняться к ней?

– Я пойду подготовлю ее. Ты сама увидишь, ей уже значительно лучше. А, вот и мистер Гибсон!

Он услышал голоса и вошел в столовую. Синтии показалось, что он сильно постарел за это время.

– Ты приехала! – воскликнул он, подходя и пожимая ей руку. – Но как ты сюда попала?

– На «Арбитре». Я не знала, что Молли серьезно больна, иначе приехала бы сразу.

В глазах ее стояли слезы. Мистер Гибсон был глубоко тронут; он снова взял ее руку в свою и пробормотал:

– Ты славная девочка, Синтия.

– Леди Харриет прислала ей письмо, где раздула эту историю бог знает во что, – вмешалась миссис Гибсон, – и Синтия сразу же примчалась сюда. Я уже сказала ей, что это чистая глупость, ведь Молли теперь гораздо лучше.

– «Чистая глупость», – эхом откликнулся мистер Гибсон, одновременно улыбаясь Синтии. – Но подчас глупых людей легче любить за их глупость, чем мудрых за их мудрость.

– Боюсь, меня глупость раздражает в любом ее проявлении, – изрекла его жена. – Но как бы то ни было, Синтия здесь, сделанного не воротишь.

– Ты совершенно права, дорогая. Ну, теперь я сбегаю наверх к своей девочке, отнесу ей хорошую новость. А тебе стоит пойти следом через пару минут. – Эти слова относились к Синтии.

Восторг, который испытала Молли, увидев свою подругу, прежде всего выразился в нескольких слезинках; за ними последовали тихие ласки и нежный лепет. Раза два она начинала было: «Какое счастье…» – и голос ее пресекался. Но в этих двух словах было столько красноречия, что они дошли до самых глубин сердца Синтии. Она вернулась в самый подходящий момент – Молли нуждалась в ненавязчивом обществе знакомого человека, полного свежих впечатлений. Такт помогал Синтии быть то разговорчивой, то молчаливой, то веселой, то серьезной – как того требовало переменчивое настроение Молли. Кроме того, она с неустанным интересом – или с видом такового – слушала бесконечные рассказы Молли о горьких, тягостных днях в Хэмли-Холле, которые оставили неизгладимый след на ее впечатлительной душе. Чутье подсказало Синтии, что, излив в словах все эти болезненные воспоминания, Молли облегчит свою память, которая пока отказывалась обращаться к чему-либо, кроме того, что произошло с ней во время ее лихорадочного состояния. Поэтому Синтия, в отличие от миссис Гибсон, не перебивала Молли всякими словами вроде: «Ты мне это уже рассказывала, дорогая. Давай поговорим о чем-нибудь другом» или «Право же, невыносимо, что ты вечно думаешь только о грустном. Попробуй хоть немного взбодриться. Юность – пора веселья. Ты молода, и, соответственно, тебе полагается быть веселой. Это я выразилась с помощью знаменитого приема риторики. Я забыла, как он называется».