Жены и дочери. Мэри Бартон [сборник 2023]

— Присяжные, правда, с большой неохотой выносят обвинительное заключение на основании косвенных улик, — заметил один, — но здесь едва ли могут быть какие-либо сомнения.

Если б дело не было настолько ясным, — заметил другой, я считал бы неразумным так торопиться с разбирательством. Ведь можно было бы собрать гораздо больше улик.

— Мне говорили, — сказал первый, — то есть говорили люди из конторы Гарденера, что, если бы суд отложили, старик-отец сошел бы с ума. В субботу он раз семь заходил к мистеру Гарденеру и даже вызывал его к себе вечером, чтобы написать какое-то письмо или еще что-то сделать, — хочет быть уверенным, что преступник понесет заслуженную кару.

— Бедный старик, — заметил его собеседник. — Чего же тут удивляться? Единственный сын — и такая смерть! Да еще при столь неприятных обстоятельствах! У меня не было времени прочитать в субботу «Гардиан», но, насколько я понимаю, ссора произошла из-за какой-то фабричной работницы?

— Да, что-то в этом роде. Ее, конечно, вызовут свидетельницей, и уж Уильямс допросит ее с блеском. Непременно выскочу из нашего зала, чтобы послушать Уильямса, если сумею урвать минутку.

— А также если сумеете найти место, потому что в зале, можете не сомневаться, будет полным-полно.

— Ну еще бы: дам набьется видимо-невидимо! Разве эти чувствительные души могут пропустить дело об убийстве, не увидеть убийцы, не присутствовать при том, как судья наденет черную шапочку, чтобы объявить приговор?

— А потом вернутся домой и будут возмущаться испанками, которые получают удовольствие от боя быков, — «как это неженственно»!

После чего собеседники перешли к обсуждению других тем.

Это было еще одной каплей, упавшей в чашу страданий Мэри, а девушка близка была к тому состоянию, когда, как говорит Крэбб:

До края наполнена чаша страданий.Каплю добавь — перельется она.

Вот и туннель! Вот и Ливерпуль! Надо стряхнуть с себя оцепенение — следствие тревог, усталости, нескольких бессонных ночей.

Мэри спросила у полицейского, как найти Молочное подворье, и, следуя его указаниям, с savoir faire [115] городской жительницы отыскала переулок, ответвлявшийся от шумной, многолюдной улицы, неподалеку от порта.

Войдя в тихий дворик, она остановилась перевести дух и собраться с силами, ибо ноги у нее дрожали и сердце отчаянно билось.

И тут ей пришли на ум все те страшные возможности, о которых она доселе запрещала себе думать: Джем мог — это, конечно, только предположение! — быть соучастником убийства; какое-нибудь случайное стечение обстоятельств — это предположение казалось уже более вероятным — могло вынудить Джема отказаться от своего первоначального намерения пойти с Уиллом, и он мог провести вечер в обществе тех, кого теперь уже не вызовешь в качестве свидетелей.

Но рано или поздно она все равно узнает правду, и, собравшись с духом, Мэри постучала в дверь одного из домов.

— Здесь живет миссис Джонс? — спросила она.

— Через дверь отсюда, — последовал краткий ответ.

Но для Мэри это означало еще минуту счастливого неведения.

Миссис Джонс была занята стиркой, и, будь злость присуща ее натуре, она ответила бы с раздражением на неуверенный стук, но она была добрая, робкая женщина и потому лишь вздохнула, когда ее вновь оторвали от дела, а отрывали ее в это злополучное утро часто.

Однако то, что у человека более вспыльчивого вылилось бы во вспышку гнева, у нее превратилось в досаду.

Взволнованное, раскрасневшееся личико Мэри лишь усилило эту досаду, и миссис Джонс, выпрямившись во весь рост и стряхивая мыльную пену с рук, молча разглядывала посетительницу, ожидая, что та скажет.

Но слова не шли у Мэри с языка.

— Что вам нужно? — наконец холодно спросила миссис Джонс.

— Я хочу… Скажите, Уилл Уилсон здесь?

— Нет, нету его, — ответила миссис Джонс и хотела было захлопнуть дверь.

— Разве он еще не вернулся с острова Мэн? — спросила Мэри.

— А он и не ездил туда: слишком долго пробыл в Манчестере, как вам, наверное, известно не хуже, чем мне.

И дверь снова начала закрываться.

Но Мэри склонилась в мольбе (так клонится молодое деревце под резким порывом осеннего ветра) и, задыхаясь, проговорила:

— Скажите мне… скажите мне… где он?

Миссис Джонс заподозрила было какую-то любовную историю, не делающую честь ее гостье, но отчаяние бледной, совсем еще юной девушки, стоявшей перед ней, было столь велико и вызывало такую жалость, что, будь она даже великой грешницей, миссис Джонс не могла бы больше говорить с нею так холодно и резко.

— Он уехал сегодня утром, бедняжечка. Зайдите, я вам все расскажу.

— Уехал! — воскликнула Мэри. — Как — уехал? Я должна повидать его… речь идет о жизни или смерти: он может спасти от виселицы невинного человека. Он не мог уехать… Куда он уехал?

— Отплыл, милочка! Отплыл на «Джоне Кроппере» нынешним утром.

— Отплыл!

Глава XXVII

В ливерпульском порту