Мэри попыталась вспомнить, не переложила ли она ее куда-нибудь, и снова принялась рыться в кармане, вытащив оттуда все содержимое: пустой кошелек, носовой платок и прочие мелочи, но карточки среди них не было.
Дело в том, что она выронила ее, когда, горя желанием поскорее сесть в лодку, вынимала кошелек, чтобы пересчитать деньги.
Этого она, конечно, не знала. Она знала лишь, что карточка потеряна.
Впрочем, отчаяние ее было так велико, что оно почти не усилилось. Она пыталась собраться с силами, но мысли ее с каждой минутой все больше путались. Она старалась вспомнить, где жил Уилл, но не могла; фамилия хозяйки, название улицы — все улетучилось, и ей это было безразлично: лучше исчезнуть и ни с кем не встречаться.
Она тихонько опустилась на верхнюю ступеньку причала и устремила взгляд на темную, мутную воду. Раза два в ее затуманенном мозгу промелькнула мысль, не найти ли ей успокоения от мирских тревог в этих холодных, мрачных глубинах. Но она не могла ни на чем сосредоточиться дольше секунды и, не успев принять решение, забывала, о чем думала.
Так она продолжала сидеть неподвижно, не поднимая головы и не обращая ни малейшего внимания на оскорбительные замечания проходивших мимо людей.
Однако и в сгущавшихся сумерках старик-лодочник продолжал наблюдать за ней: судьба этой девушки почему-то интересовала его, хоть он и ругал себя за это.
Когда место у причала снова освободилось, он поплыл назад, лавируя между лодками и сходнями и ругая себя старым дураком.
Он резко тряхнул Мэри за плечо:
— Черт бы вас побрал, да скажете вы мне или не скажете, куда вам надо? Чего вы здесь, дурочка, сидите! Куда вам идти-то?
— Не знаю, — вздохнула Мэри.
— Ладно, ладно, нечего мне сказки рассказывать. Вы же сами мне говорили, что у вас есть бумажка, на которой написано, куда вам идти.
— Бумажка эта у меня была, но я ее потеряла. Да и не важно это.
И она снова уставилась на черное зеркало, расстилавшееся у ее ног.
Лодочник не отходил; он тщетно пытался побороть в себе доброе начало, но не мог. Он снова тронул ее за плечо. Она посмотрела на него таким взглядом, словно совсем забыла о его существовании.
— Что вам надо? — устало спросила она.
— Пойдемте со мной, черт бы вас побрал! — ответил он и, схватив Мэри за руку, заставил ее подняться.
Ни о чем не спрашивая, она встала и покорно, словно малое дитя, последовала за ним.
Глава XXIX
Дело Джема передается в суд
Без пяти два Джеб Лег подошел к двери дома, где во время судебных сессий останавливался мистер Бриджнорс. Он оставил миссис Уилсон у своих друзей, которые согласились приютить старушку вместе с Мэри; в комнате, которая была отведена для них, частенько останавливался он сам, когда приезжал в Ливерпуль, но сейчас он охотно уступил ее женщинам, ибо ему было безразлично, где спать; а в город к началу судебной сессии съехалось очень много народу.
Его провели к мистеру Бриджнорсу, который сидел за столом и что-то писал. Мэри и Уилл Уилсон еще не появлялись, ибо, как вам известно, они находились далеко — в самом море; но об этом Джеб, конечно, ничего не знал, и их отсутствие пока еще не возбудило в нем тревоги; гораздо больше его интересовал результат разговора, который мистер Бриджнорс имел утром с Джемом.
— Да, — сказал мистер Бриджнорс, кладя перо, — я видел его, но, боюсь, это мало чему поможет. Уж очень к нему трудно подступиться, очень. Я, конечно, сказал ему, что он должен быть со мной откровенен, иначе я не буду знать слабых мест нашего дела и не смогу к ним подготовиться. Я назвал ваше имя в надежде снискать его доверие, но…
— Что же он сказал? — поспешно спросил Джеб.
— Да почти ничего. Только отвечал мне. А на некоторые вопросы даже отказался ответить — отказался, и все. Право, не знаю, смогу ли я что-либо для него сделать.
— Значит, сэр, вы считаете его виновным, — упавшим голосом промолвил Джеб.
— Нет, не считаю, — решительным тоном поспешил возразить мистер Бриджнорс. — Я склонен был подозревать его до нашей встречи. А теперь у меня сложилось впечатление (помните, это всего лишь впечатление, и не примите его за факт), такое впечатление (и он подчеркнул это слово), что он что-то знает, но не хочет говорить. И если он будет упорствовать, то его повесят. Вот и все.
И он снова принялся писать, ибо не мог терять ни минуты.
— Но нельзя же допустить, чтобы его повесили! — с горячей убежденностью воскликнул Джеб.
Мистер Бриджнорс взглянул на него, улыбнулся, но покачал головой.
— Осмелюсь спросить вас, сэр: что же он все-таки сказал? — не отступался Джеб.