— Быть может, я поступила неправильно, подчинившись его желанию назвать ее таким романтическим именем. Оно способно вызвать у некоторых людей предубеждение против нее, а бедняжка и без того встретит в своей жизни немало препятствий. Молоденькая дочь — это такая большая ответственность, мистер Гибсон, особенно когда ее воспитывает только один родитель.
— Вы совершенно правы, — сказал он, возвращенный этими словами к мыслям о Молли, — хотя мне представляется, что девочка, которой посчастливилось иметь мать, не может чувствовать отсутствие отца так остро, как страдает от своей утраты та, что осталась без матери.
— Вы думаете о своей дочери. Как же я бестактна! Милая девочка! Я так хорошо помню, каким славным было ее личико, когда она спала у меня на кровати! Она, наверно, сейчас уже почти взрослая. Ей, должно быть, примерно столько же лет, сколько моей Синтии. Как бы я хотела увидеть ее!
— Я надеюсь, увидите. Мне бы хотелось, чтобы вы ее увидели. Мне хотелось бы, чтобы вы любили мою маленькую бедную Молли… любили ее как свою собственную… — Он проглотил что-то закупорившее ему горло, мешая дышать.
«Предложит? Неужели сейчас?» — подумала она, охваченная дрожью в ожидании его следующих слов.
— Сможете ли вы любить ее как дочь? Вы постараетесь? Вы дадите мне право представить ей вас как ее будущую мать, как мою жену?
Ну вот! Шаг сделан — мудро ли, глупо ли, но сделан! Но он осознавал, что вопрос о мудрости решения пришел ему в голову в тот момент, когда слова были сказаны безвозвратно.
Она спрятала лицо в ладони.
— О! Мистер Гибсон, — произнесла она и, к некоторому его — и очень большому собственному — удивлению, разразилась истерическим потоком слез: какое это было чудесное чувство облегчения — больше ей не надо бороться за средства к существованию!
— Дорогая… дорогая моя, — повторял он, пытаясь словом и лаской успокоить ее, но не зная, каким именем ему следует ее называть. Когда рыдания стали стихать, она сказала сама, словно поняв его затруднение:
— Зовите меня Гиацинтой, своей Гиацинтой. Я терпеть не могу, когда меня называют Клэр, — это так напоминает мне время, когда я была гувернанткой, а эти дни теперь позади.
— Да, но ведь, несомненно, никого не ценили и не любили больше, чем вас, во всяком случае в этой семье.
— О да! Они были очень добры. Но все же мне всегда приходилось помнить свое место.
— Мы должны сказать леди Камнор, — произнес он, думая, пожалуй, больше о многочисленных обязанностях, предстоявших ему вследствие только что предпринятого шага, чем о том, что говорит его будущая невеста.
— Скажите ей вы, хорошо? — Она умоляюще смотрела ему в лицо. — Я люблю, чтобы все новости ей сообщали другие люди, а я тогда могу видеть, как она их принимает.
— Конечно! Сделаю все, как вы хотите. Может быть, пойдем и посмотрим, не проснулась ли она?
— Нет! Я думаю, не надо. Лучше я подготовлю ее. Ведь вы приедете завтра? Тогда вы ей и скажете.
— Да, так будет лучше. Сначала я должен сказать Молли. Она имеет право знать. Я надеюсь, что вы полюбите друг друга.
— О да! Я уверена в этом. Значит, вы приедете завтра и скажете леди Камнор? А я подготовлю ее.
— Мне неясно, какая нужна подготовка, но вам лучше знать, дорогая. Когда мы можем устроить вашу встречу с Молли?
В эту минуту вошел слуга, и они отпрянули друг от друга.
— Ее светлость проснулась и желает видеть мистера Гибсона.
Оба последовали за слугой наверх. Миссис Киркпатрик изо всех сил старалась держаться так, как будто ничего не произошло, — ей было крайне необходимо «подготовить» леди Камнор, иначе говоря, представить свою версию о чрезвычайной настойчивости мистера Гибсона и собственной стыдливой нерешительности.
Но леди Камнор была не менее наблюдательна в болезни, чем в добром здравии. Засыпая, она сохранила в памяти отрывок из мужнина письма, который, по-видимому, и дал направление ее мыслям в момент пробуждения.
— Я рада, что вы не уехали, мистер Гибсон. Я хотела вам сказать… Что с вами обоими? Что вы говорили Клэр? Я уверена, что-то случилось.
По мнению мистера Гибсона, ничего не оставалось, кроме как рассказать ее светлости все подчистую. Он обернулся к миссис Киркпатрик, взял ее за руку и проговорил со всей прямотой:
— Я просил миссис Киркпатрик стать моей женой и матерью моей дочери, и она согласилась. Я не знаю, какими словами благодарить ее.
— Гм! Не вижу никаких препятствий. Думаю, вы будете очень счастливы. Я очень этому рада! А теперь пожмите мне руку — оба. — И с легким смешком она добавила: — Похоже, что с моей стороны никаких усилий не потребовалось.
На лице мистера Гибсона при этих словах отразилось недоумение. Миссис Киркпатрик покраснела.