Сперва она побывала в поликлинике у пивоваровского доктора и взяла у него направление на госпитализацию, потом с этим направлением ходила в милицию, в собес, и везде приходилось ждать то одного начальника, то другого, но никто толком не мог — или не хотел — объяснить ей, от кого и от чего зависит, отправлять Пивоварова в дом инвалидов или не отправлять, позволить ему жить, как всем нормальным людям, или не позволить. Можно было подумать, что участковый милиционер решил отправить Пивоварова по собственной инициативе, из самых благородных побуждений, но отменить эту инициативу, казалось, никто не в силах, будто она выше всяких законов и всякой власти. Ей говорили, что расстраиваться и хлопотать не из чего, потому что есть специальное постановление и есть специально на то назначенные люди, но ни постановления, ни людей Рийна найти так и не смогла. Она, быть может, и еще искала бы их, если бы в коридоре собеса ее не перехватила какая-то старушка и не посоветовала ничего не делать и ничего не добиваться, потому что, как сказала эта старушка, хватают только тех, что на глазах, а у нее, например, есть один знакомый, который без рук и без ног, а живет себе дома, получает пенсию — и ничего. И Рийна решила, что будет лучше, если Пивоварова сперва положат в госпиталь, а там, и правда, глядишь, все успокоится и о нем позабудут.
Была у Рийны поначалу мысль положить Пивоварова в свою больницу, и она, обходя в свите профессора палаты хирургического отделения, где работала старшей медсестрой, все обдумывала, как бы ей объяснить этому профессору, чтобы он взял Пивоварова к себе. Но ее смущало то обстоятельство, что профессор был известен как ужасный формалист, что у него кто-то из родственников числился или все еще числится врагом народа и что, может быть, как раз поэтому он ужасно трусит. Вряд ли он возьмет к себе Пивоварова, но Рийна все-таки решила попытаться, потому что профессор относился к ней хорошо, при встречах улыбался как-то по-особому ласково и часто, будто невзначай, дотрагиваясь до ее руки.
И точно, едва она объяснила профессору суть дела, как тот испуганно замотал головой, будто она предложила ему совершить какую-то гнусность.
— Для вас, милейшая Рийна Оттовна, я готов на все, но только не это, только не это! — и, просунув руку ей под мышку, выпроводил из своего кабинета.
Однако, поскольку направление на госпитализацию ей дали в поликлинике без всяких проволочек, то и нужда в протекции отпала сама собой.
Рийна должна была приехать за Пивоваровым в субботу сразу после работы. Но она представила себе, как он там волнуется и переживает, и решила съездить в артель сегодня же, все ему объяснить и успокоить. А потом — ей просто хотелось его видеть. Может, она и не любила его, но ее давно тянуло к нему, а время, проведенное вместе, разрушило ту преграду, которая их разделяла, что-то разбудило в ее остывшей душе, и теперь ей было просто необходимо постоянное подтверждение, что случившееся не есть что-то мимолетное для него, что он принадлежит ей и будет принадлежать всегда.
Вот и металлическая ограда бывшей церкви, вот и калитка, возле которой они расстались с Пивоваровым несколько дней назад. Тогда, ранним понедельничным утром, светились почти все окна церковной пристройки, а сегодня свет горел лишь в одном окошке, и сердце у Рийны сжалось от дурного предчувствия.
Она пересекла маленький дворик, снег громко хрупал под ее худенькими ботами. Видно было, что после ночного снегопада дорожки здесь никто не расчищал.
Обитая ржавым железом дверь пристройки подалась с трудом, и Рийна очутилась в полутемном коридоре с одной единственной лампочкой под мрачным сводчатым потолком, где из-под облупившейся штукатурки проступали, как трупное мясо, красные кирпичи.
Рийну поразила кладбищенская тишина. Она заметила две-три полураскрытые двери, валяющиеся тут и там какие-то тряпки и одинаковые деревянные чурочки. Было ясно, что во всем этом мрачном здании никого нет. Впрочем, где-то, в каком-то окне она видела свет. Может, там все-таки кто-то есть, кто знает, куда подевались люди, может, там сам Пивоваров… если, конечно, он не уехал домой и не ждет ее в своей комнате.
Рийна пошла по коридору, пытаясь определить, в какой из комнат горит свет. Звук ее осторожных шагов расползался по длинному коридору и возвращался назад из темных углов скребущим многоголосием. Замирая от безотчетного страха, Рийна шла по коридору мимо полуоткрытых и закрытых дверей, предусмотрительно держась от них подальше, не решаясь заглядывать в черные провалы комнат с тусклыми пятнами крошечных окошек. Чем дальше она углублялась внутрь здания, тем плотнее окутывал ее мрак, пропитанный резким запахом дезинфекции, тем сильнее билось ее сердце, тем чаще она оглядывалась на тусклую лампочку у входа.
Вдруг за ее спиной скрипнула дверь и кто-то не то прохрипел что-то, не то с натугой кашлянул.