За то время, что Матов работает в Генштабе, он успел разобраться не только в тонкостях своих обязанностей, но и в атмосфере неуверенности, плотно окутывающей всех, начиная от курьеров до начальника Генштаба. Минуло то время, когда от Генштаба оставалось всего несколько десятков человек, разрывавшихся между фронтами, ничего не успевая, когда в качестве офицеров-порученцев использовались слушатели академии имени Фрунзе. И все потому, что Сталин полагал, что чем больше штаты Генштаба, тем больше неразберихи и безответственности. Не без помощи тогдашнего начальника Генштаба Жукова многие штабисты были отосланы в действующую армию, но с возвращением Шапошникова Генштаб снова стал обрастать людьми, часто, к сожалению, совершенно случайными, многие из них были сынками государственных и партийных чиновников, и в Генштабе в силу этого образовались группы и группки, принадлежащие к тому или иному кругу, этажу власти. Шапошников не мог противостоять этому явлению как по своей слабохарактерности, так и неспособности перечить Сталину.
На обстановку в Генштабе, и не только в нем, повлиял и тот факт, что в плену у немцев оказался старший сын Сталина Яков Джугашвили и приемный сын Молотова Григорий Скрябин, в связи с чем вышел указ, запрещающий детям ответственных партийных и советских работников занимать должности непосредственно в действующей армии. Вот и заполняли молодые майоры, подполковники и полковники московские кабинеты, не больно-то разбираясь в штабной работе, зато хорошо разбираясь в том, кто и что значит в околокремлевском мире.
Однажды Матов был свидетелем, как один подполковник, не старше тридцати лет, рассуждал в кругу себе подобных:
— Я не понимаю, — говорил он, картинно вздергивая плечи, — почему мы так неадекватно расходуем колючую проволоку. Получаем по нескольку тонн и сразу же отправляем на фронт. А надо бы скопить ее побольше и в одну ночь по приказу из центра поставить заграждения сразу же по всему фронту. Куда немцы не сунутся, везде колючая проволока. Ни пройти, ни проехать. Создать нечто вроде Великой китайской стены. А то поставят тут, поставят там, а немцы спокойненько обходят эти места и прут себе дальше… Как вы на это смотрите, майор? — обратился он к Матову.
— Что ж, — произнес Матов без улыбки, — в ваших рассуждениях есть своеобразная логика. Советую вам написать докладную по начальству.
— А что, — загорелся подполковник. — Пожалуй, я так и сделаю. Спасибо за совет.
И никто не осмелился перечить подполковнику.
Глава 4
Добраться в 39-ю армию можно было только на тихоходном По-2, прозванным «кукурузником», способном сесть где угодно и откуда угодно взлететь. И в тот же день Матов на этом аэроплане вылетел на фронт с Центрального аэродрома. Летели не по прямой, огибая причудливые изгибы фронта, не рискуя пересекать территорию, занятую немцами: нередко случалось, что самолеты с офицерами-порученцами, вознамерившимися по срочности дела попасть в армию напрямую, пропадали, и никто не знал, что с ними стало.
К тому времени 39-я армия безуспешно пыталась прорвать немецкую оборону с северо-запада и соединиться с конницей погибшего генерала Доватора, с десантниками и частями 33-ей армии, попавшими в окружение. Да и сама 39-я находилась в полумешке, горловину которого между Нелидово и Белым немцы не могли затянуть потому, что у них для этого не хватало сил, а мы по той же причине не могли эту горловину расширить. Тяжелые бои шли южнее Харькова, в районе Старой Руссы и Демянска, на Волховском фронте, в Крыму. Резервы распылялись по многим фронтам, по существу, ничего не решая.
Только к вечеру Матов добрался до цели. «Кукурузник» сел на неровное поле, продутое ветрами, попрыгал на снежных застругах, уткнулся в опушку леса, и до штаба армии Матову пришлось брести по колено в снегу, так что когда он выбрался на дорогу, белье на нем было — хоть выжимай.
Выяснив обстановку в полосе армии у ее начальника штаба, Матов взял штабной вездеход и направился на передовую.